Комиссаров В. "Теория перевода (лингвистические аспекты)"
Виле́н Нау́мович Комисса́ров (23 августа , г. Ялта - 8 июня , г. Москва) - известный специалист в области теории перевода и методики обучения переводчиков - переводоведения , ведущий представитель школы лингвистической теории перевода, автор 10 книг и более 80 научных статей по проблемам теории перевода , семасиологии и английского языка . Его имя хорошо известно теоретикам и практикам перевода, как в России , так и за её пределами.
Трудовая и научная деятельность
В. Н. Комиссаров родился в г. Ялте 23 августа 1924 года. Закончил Военный институт иностранных языков (ВИИЯ) (в настоящее время - Военный университет) в 1951 году, педагогический факультет со специализацией по английскому и немецкому языкам.
Заведуя кафедрой теории, истории и критики перевода в Московском государственном лингвистическом университете , в течение полувека занимался исследованиями переводческой деятельности, преподаванием теории и практики устного (последовательного и синхронного) и письменного перевода . Вилен Наумович был одним из учредителей и членом Правления Союза переводчиков России.
Труды
Им опубликовано свыше 100 научных работ и учебников, среди которых такие книги, как «Слово о переводе» (1973), «Лингвистика перевода» (1980), «Теория перевода» (1990), «Естественность художественного перевода» (1991), «Теоретические основы методики обучения переводу» (1997), «Общая теория перевода» (1999), «Современное переводоведение. Курс лекций» (1999-2000), «Лингвистическое переводоведение в России. Учебное пособие» (2002), «Современное переводоведение. Учебное пособие» (2004).
Отрывок из книги В. Н. Комиссарова «Современное переводоведение» (с разрешения вдовы):
Методика обучения переводу остается до сих пор слабо разработанной вследствие ряда объективных и субъективных причин. Хотя сама переводческая деятельность имеет свою многовековую историю, потребность преподавания перевода как особой научной дисциплины возникла сравнительно недавно. Широкая сеть учебных заведений, занимающихся подготовкой профессиональных переводчиков, была создана лишь во второй половине двадцатого столетия, и до сих пор не решены многие вопросы, связанные с организацией и содержанием учебного процесса, конечными задачами обучения и требованиями, которые должны предъявляться как к обучаемым, так и к обучающим. Хотя многие учебные заведения обучают будущих переводчиков, ни один вуз не готовит преподавателей перевода и нигде не читаются курсы методики преподавания этой дисциплины. Обучением переводу занимаются либо преподаватели иностранного языка, либо переводчики-практики, хотя понятно, что ни знание языка, ни умение переводить еще не означают сами по себе способность квалифицированно и успешно вести занятия по переводу со студентами. Для этого нужна и специальная методическая подготовка, знание специфики преподаваемой учебной дисциплины, принципов и методов организации учебного процесса.
Напишите отзыв о статье "Комиссаров, Вилен Наумович"
Примечания
Литература
- , записанная Д. И. Ермоловичем . // Журнал «Мосты». - № 3. - 2004.
- (некролог). // Журнал «Мосты». - № 2/6. - 2005.
Отрывок, характеризующий Комиссаров, Вилен Наумович
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Виле́н Нау́мович Комисса́ров (23 августа , г. Ялта - 8 июня , г. Москва) - известный специалист в области теории перевода и методики обучения переводчиков - переводоведения , ведущий представитель школы лингвистической теории перевода, автор 10 книг и более 80 научных статей по проблемам теории перевода , семасиологии и английского языка . Его имя хорошо известно теоретикам и практикам перевода, как в России , так и за её пределами.
Трудовая и научная деятельность
В. Н. Комиссаров родился в г. Ялте 23 августа 1924 года. Закончил Военный институт иностранных языков (ВИИЯ) (в настоящее время - Военный университет) в 1951 году, педагогический факультет со специализацией по английскому и немецкому языкам.
Заведуя кафедрой теории, истории и критики перевода в Московском государственном лингвистическом университете , в течение полувека занимался исследованиями переводческой деятельности, преподаванием теории и практики устного (последовательного и синхронного) и письменного перевода.
Труды
Им опубликовано свыше 100 научных работ и учебников, среди которых такие книги, как «Слово о переводе» (1973), «Лингвистика перевода» (1980), «Теория перевода» (1990), «Естественность художественного перевода» (1991), «Теоретические основы методики обучения переводу» (1997), «Общая теория перевода» (1999), «Современное переводоведение. Курс лекций» (1999-2000), «Лингвистическое переводоведение в России. Учебное пособие» (2002), «Современное переводоведение. Учебное пособие» (2004).
Отрывок из книги В. Н. Комиссарова «Современное переводоведение» (с разрешения вдовы):
Методика обучения переводу остается до сих пор слабо разработанной вследствие ряда объективных и субъективных причин. Хотя сама переводческая деятельность имеет свою многовековую историю, потребность преподавания перевода как особой научной дисциплины возникла сравнительно недавно. Широкая сеть учебных заведений, занимающихся подготовкой профессиональных переводчиков, была создана лишь во второй половине двадцатого столетия, и до сих пор не решены многие вопросы, связанные с организацией и содержанием учебного процесса, конечными задачами обучения и требованиями, которые должны предъявляться как к обучаемым, так и к обучающим. Хотя многие учебные заведения обучают будущих переводчиков, ни один вуз не готовит преподавателей перевода и нигде не читаются курсы методики преподавания этой дисциплины. Обучением переводу занимаются либо преподаватели иностранного языка, либо переводчики-практики, хотя понятно, что ни знание языка, ни умение переводить еще не означают сами по себе способность квалифицированно и успешно вести занятия по переводу со студентами. Для этого нужна и специальная методическая подготовка, знание специфики преподаваемой учебной дисциплины, принципов и методов организации учебного процесса.
№4 (28). – М.: Р.Валент, 2010. – С. 75-81
Книга В.Н. Комиссарова «Современное переводоведение» - итоговый и, пожалуй, важнейший труд лидера и одного из основоположников отечественной теории перевода. Эта монография наиболее полно отразила его теоретические взгляды и оценки достижений науки о переводе в XX веке - веке, в середине которого эта наука возникла и в течение которого формировалась при его активном и непосредственном участии.
Сейчас, когда от момента его ухода из жизни нас отделяет уже определенная временная дистанция, уместна, пожалуй, попытка осмыслить роль самого Вилена Наумовича Комиссарова в современном переводоведении - пусть и попытка заведомо неполная в связи с огромным объемом и значением его многогранного вклада в науку.
Рассказ о научной деятельности В.Н. Комиссарова нужно дополнить некоторыми биографическими сведениями. Отлично учась в школе по всем предметам, Вилен Комиссаров проявил особые способности в языковых дисциплинах, и родители приглашали к нему частных учителей для дополнительных занятий английским. В годы Великой Отечественной войны В.Н. Комиссаров был направлен в артиллерийское училище и на военной службе не имел дела с иностранными языками. Однако после Победы он поступил на педагогический факультет Военного института иностранных языков Красной Армии (ныне вошедшего в состав Военного университета Министерства обороны РФ), где тоже стал отличником. По окончании вуза в 1951 г. его оставили там преподавать и, поскольку еще во время учебы он проявил себя как способный переводчик, направили работать на переводческий факультет.
Кафедрой, где он начал преподавательскую деятельность, заведовал Борис Григорьевич Рубальский (переводчик-синхронист и позднее один из авторов популярного учебника разговорного английского языка), а непосредственным руководителем молодого специалиста по педагогическому направлению оказался маститый Яков Иосифович Рецкер (которому на тот момент было 53 года). Среди других коллег В.Н. Комиссарова по кафедре и институту были А.Д. Швейцер, Л.С. Бархударов, Р.К. Миньяр-Белоручев, В.Г. Гак, М.Я. Цвиллинг. В этом коллективе преподающих переводчиков-лингвистов сложилась благоприятная атмосфера для формирования одного из центров русской лингвистической теории перевода. Они были одарены и прекрасно образованы филологически, они умели учиться друг у друга, и интеллектуальный потенциал каждого обогащал и усиливал возможности всех остальных.
Прежние попытки поднять на теоретический уровень принципы перевода предпринимали в нашей стране немногие писатели, литературоведы и литературные переводчики (прежде всего К.И. Чуковский, М.М. Морозов, И.А. Кашкин, А.В. Фёдоров), каждый из которых обобщал свой литературный, редакторский и критический опыт почти исключительно на материале художественного перевода.
В «виияковской» же группе потребность теоретических обобщений выросла из новой продиктованной жизнью потребности: выработать эффективную систему подготовки практических переводчиков-специалистов, обучение которых могло быть поставлено на поток. При этом речь шла о формировании не узких специалистов, владеющих военной терминологией, а переводчиков-универсалов, способных быть «на высоте требований в обстановке боевых действий и в мирное время, на фронте и в тылу, при контактах с противником и с союзниками, при общении с… представителями самых разных профессий и слоев населения»
.
Как отмечает М.Я. Цвиллинг, «преподаватели работали не за страх, а за совесть, стремясь в ограниченное время дать своим ученикам-курсантам жизненно необходимый минимум знаний и навыков» . К тому же под их усилия подводилась серьезная база: в 1948–1950 гг. в ВИИЯ были созданы редакционно-издательский отдел и филологический совет, прошли первые научно-методические конференции, изданы первые сборники научных трудов. Стали регулярно издаваться учебные пособия, начиная с так называемых разработок.
В 1950 г. была опубликована статья Я.И. Рецкера «О закономерных соответствиях при переводе на родной язык» , в которой автор показал, что значительная часть переводных соответствий имеет закономерный характер. Это открытие позволило не только более системно подойти к обучению будущих переводчиков, но и стало важнейшим этапом в развитии теории перевода. Более того, по мнению В.Н. Комиссарова, эта статья «положила начало становлению лингвистической теории перевода в России» , хотя сам Яков Иосифович отдавал приоритет в этом отношении трудам и лекциям А.В. Фёдорова.
Как бы то ни было, в дальнейшем Вилен Наумович неоднократно подчеркивал: «Все мы вышли из Рецкера» . Об этом свидетельствует и первая научная статья Вилена Наумовича «О методике преподавания переводческих приемов» (1956), написанная в русле теории закономерных соответствий. В 1960 г. выходит в свет основательный учебник в твердом переплете (скромно именуемый «пособием») по переводу с английского языка на русский, соавтором которого он стал наряду с Я.И. Рецкером и В.И. Тарховым.
В 1956 г. ВИИЯ был расформирован, и его преподавателям пришлось искать себе работу в других местах. Судьба приводила В.Н. Комиссарова то в одно, то в другое учебное заведение. Попутный заработок давали письменные переводы. А в 1957 г., во время проведения Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве, благодаря случайности ему представилась возможность попробовать себя и в синхронном переводе. Эта проба сил оказалась успешной: с тех пор и до самых преклонных лет Вилен Наумович оставался практикующим синхронистом.
В 1960–1966 гг. В.Н. Комиссаров преподает в Военно-политической академии. Он продолжает заниматься наукой, хотя в тот период его научные интересы еще не полностью сосредоточились на проблемах перевода. Он пишет кандидатскую диссертацию на тему о семантике антонимов (1962) и по ее материалам выпускает небольшой словарь антонимов английского языка (1964).
В какой-то момент в Военно-политической академии решили закрыть отделение повышения квалификации переводчиков, где преподавал В.Н. Комиссаров. Ему поручили вести общеязыковые дисциплины на младших курсах, однако эта работа быстро стала его тяготить. В 1966 г. он принял приглашение З.В. Зарубиной стать преподавателем на Курсах переводчиков ООН при МГПИИЯ им. М. Тореза, которые она возглавляла. Свою работу на Курсах ООН, продолжавшуюся до их закрытия в 1991 г., Вилен Наумович вспоминал как самый приятный и интересный период в своей жизни.
Хотя после двухлетнего перерыва Военный институт иностранных языков был открыт вновь, туда вернулись далеко не все из прежних преподавателей. Центр лингвистической школы переводоведения переместился в другой вуз - Московский государственный педагогический институт иностранных языков имени М. Тореза, куда на английское отделение переводческого факультета пришли преподавать Л.С. Бархударов, Я.И. Рецкер, А.Д. Швейцер. В.Н. Комиссаров вновь примкнул к этой когорте. В отличие от «виияковского» периода - периода становления - в 1960-е гг. каждый из них превратился в авторитетного ученого и достиг творческого расцвета.
Такое воссоединение могучих интеллектов, очень разных, но и очень близких друг другу по духу и научной традиции, привело к выдающимся и, пожалуй, беспрецедентным результатам. С 1961 г. их усилиями начинает выходить издание, сыгравшее этапную роль в развитии советского переводоведения, - «Тетради переводчика». После прихода В.Н. Комиссарова в МГПИИЯ в «Тетрадях», естественно, скоро появились и его статьи. А в начале 1970-х гг. в инъязе происходит настоящий коллективный взлет научного творчества: с небольшими интервалами одна за другой выходят монографии всех четверых из «могучей кучки». Все эти труды стали классикой отечественной теории перевода, и книга В.Н. Комиссарова «Слово о переводе» (1973) заняла среди них достойное место.
Надо сказать, что по своему стилю эта первая монография В.Н. Комиссарова значительно отличалась от трудов его коллег. Если книги «Язык и перевод» Л.С. Бархударова, «Перевод и лингвистика» А.Д. Швейцера и «Теория перевода и переводческая практика» Я.И. Рецкера написаны доступным и подчас популярным языком, то комиссаровское «Слово о переводе» требует при чтении гораздо большего напряжения. В ней много конкретных и интересных примеров, но теоретическая концепция, которую они иллюстрируют, излагается на весьма высоком уровне научной абстракции в довольно сухой и строгой манере.
Однако напряжение сил, прилагаемых читателем к освоению книги, оправдывается сторицей. В.Н. Комиссаров изложил в этом труде свою теорию перевода, выстроенную на новаторском учении об уровнях эквивалентности. Эту теорию он уточнял и шлифовал и в позднейших монографиях.
Поставим, в самом общем плане, подход В.Н. Комиссарова в контекст других исследований. Многие зарубежные авторы - как до, так и после «Слова о переводе» - рассматривали эквивалентность перевода оригиналу в сугубо дихотомическом ключе. Ю. Найда в книге «К науке переводить» (1964) противопоставил формальную и динамическую эквивалентность. Аналогичного подхода придерживался Дж. Кэтфорд в монографии «Лингвистическая теория перевода» (1967), различая «связанный» и «несвязанный» перевод. Дж. Ньюмарк в книге «Подступы к переводу» (1981) подразделил эквивалентность на семантическую и коммуникативную, и одновременно с ним хорватский переводовед В. Ивир противопоставил « соответствие» и «переводческую эквивалентность».
При всем уважении к названным авторам эти дихотомии были (говоря упрощенно, но не меняя сути дела) новыми терминологическими оболочками, в которые упаковывался предмет стародавней и уже приобретшей налет банальности дискуссии о противоречиях между дословным (буквальным) и идиоматическим («вольным») переводом, между ориентациями на «букву» и «дух» подлинника.
Как и в прежние времена, большинство теоретиков приходили к выводу о том, что если воспроизведение «буквы» подлинника вступает в противоречие с его «духом», то предпочтение в переводе надо отдать последнему. Но такой вывод давно стал уже общим местом и, главное, намечал лишь приблизительный и не во всем точный путь к пониманию эквивалентности перевода. Кроме того, разводя по разным полюсам «формальный» и «динамический» подходы к эквивалентности, дихотомический подход не располагал к выявлению промежуточных градаций и компромиссов между ними, как и к выявлению в них более тонких оттенков.
Слабая продуктивность антитезы семантического и коммуникативного подходов подтолкнула ряд некоторых зарубежных исследователей к тому, чтобы вовсе провозгласить эквивалентность нерелевантным или относительным понятием. М. Снелл-Хорнби объявила эквивалентность иллюзией. Другие авторы сочли эквивалентность относительным понятием, зависящим от субъективных целей, договорных обстоятельств (Г. Тури) или типов текстов (В. Коллер). Отказ от общепринятой логико-философской трактовки эквивалентности как идентичности по критерию некоторых отношений оставлял лишь возможность толковать ее как вид сходства (similarity; family resemblance) или парного соответствия (matching).
Не слишком далеко продвинули изучение эквивалентности и попытки ее классификации по видам значения с выделением денотативного, коннотативного, прагматического, текстуально-нормативного и подобных типов эквивалентности. Такой подход не предлагает упорядоченной схемы взаимодействия этих типов эквивалентности, да и не слишком подробно объясняет, как обеспечивается эквивалентность оригинала и перевода в рамках каждого из этих типов, хотя бы, например, денотативного.
Посмотрим, как подошел к изучению эквивалентности В.Н. Комиссаров.
Во-первых, эквивалентность перевода была описана им не как результат борьбы между противоречащими друг другу альтернативными вариантами, а как целостное понятие, связанное с передачей сложного содержательного комплекса, образуемого иерархическим наслоением смысловых уровней.
Во-вторых, он сумел «оторвать» уровни эквивалентности от традиционных уровней анализа текста: уровней слова, словосочетания, предложения и т.д. Это было важно сделать, так как привычная «грамматическая» схема не давала возможности выйти на всю глубину содержательной структуры текста. В «Слове о переводе» дано совершенно оригинальное определение пяти уровней эквивалентности перевода: это уровень языковых знаков, уровень высказывания, уровень (структуры) сообщения, уровень описания ситуации и уровень цели коммуникации (забегая вперед, отмечу, что в дальнейшем В.Н. Комиссаров внес некоторые модификации в названия и определения уровней эквивалентности, но суть его концепции не изменилась).
В-третьих, он определил задачу переводчика не в виде поэтичной, но малопрактичной формулы отказа от «буквы» в пользу «духа» подлинника, а в виде требования обеспечить эквивалентность на максимально возможном числе из этих объективно выделяемых уровней, начиная с высшего уровня - уровня цели коммуникации. Работа переводчика оказалась описана более приземленно, но и гораздо более продуктивно, поскольку получила опору в виде более ясных принципов анализа плана содержания текста и четких правил сопоставления оригинала и перевода на основании отсутствовавших прежде объективных критериев.
Таким образом, В.Н. Комиссаров (и в этом я вижу особую его заслугу) укрепил фундамент лингвистической теории перевода как дисциплины, стоящей на собственной точке зрения, пользующейся собственным научным аппаратом и имеющей собственную методологию, поскольку именно его концепция уровней эквивалентности смогла обрести статус методологической основы как науки о переводе, так и практики перевода.
Помимо методологии, теория иерархических уровней эквивалентности дала лингвистической теории перевода и новую общеконцептуальную базу, более полно и подробно описав процесс перевода как итеративный (в идеале) процесс, предполагающий проверку отношений эквивалентности на различных уровнях и в масштабах всей их иерархии. Она восполнила ряд пробелов денотативной и трансформационной моделей перевода и явилась крупным шагом вперед по сравнению с ними. Одним из ценнейших достижений является разграничение двух уровней ситуативного смысла - уровня идентификации ситуации (или, в ранних работах, описания ситуации) и уровня способа описания ситуации (первоначальный термин - уровень сообщения), более глубоко и точно раскрывающее основания и механизм многих случаев «отхода от текста» переводчиком.
Нужно признать, что теория уровней эквивалентности В.Н. Комиссарова была не в полной мере оценена зарубежными переводоведами. Точнее сказать, они оказались недостаточно знакомы с ней - как, к сожалению, и с большей частью других теоретических работ, опубликованных не на английском языке. Рискну предположить, что если бы «Слово о переводе» было в свое время переведено на английский, то и подходы к исследованию эквивалентности в мировом переводоведении были бы менее противоречивы и, возможно, не дошли бы до такой крайности, как полное отрицание теоретической значимости этого понятия.
И все же именно Вилен Наумович Комиссаров получил наибольшее признание на Западе среди российских теоретиков перевода, стал для него лицом российского переводоведения. Этому способствовали в первую очередь его собственные публикации на английском языке в международных переводоведческих журналах Babel, Target, Meta , сборниках научных трудов, издаваемых в Германии, США, Великобритании, Италии, выступления В.Н. Комиссарова на конференциях Международной федерации письменных переводчиков (FIT), его лекции в университетах США и Финляндии. Нужно отдать должное и усилиям болгарских коллег, хорошо знакомых с исследованиями российских ученых: они не только часто ссылаются на них в своих трудах, но и перевели на английский язык некоторые важные фрагменты их работ, включая и работы В.Н. Комиссарова .
Абсолютно естественным стал выбор Вилена Наумовича в качестве автора раздела о переводе и переводоведении в России составителями основательной англо-американской энциклопедии переводоведения издательства «Раутледж» .
В Вилене Наумовиче Комиссарове жил дух исследователя, можно сказать, ренессансного типа: его отличала чрезвычайная широта интересов, и он стремился охватить своими работами практически все разделы науки о переводе, высказаться по всем ее важным вопросам. В каких-то случаях он смог сделать это сам, в каких-то - через диссертации и статьи тех молодых ученых, работой которых руководил.
На страницах журнала Target В.Н. Комиссаров вступил в дискуссию, предложенную израильским лингвистом Г. Тури, по поводу концепции так называемого презюмируемого перевода (assumed translation). Если Тури считал объектом переводоведения всякий текст, предложенный в качестве «перевода» (включая даже тексты, лишь выдаваемые за перевод при отсутствии какого бы то ни было оригинала), то В.Н. Комиссаров отстаивал ту точку зрения, что переводом в любом случае должен считаться лишь текст, призванный служить полномочным представителем оригинала во всех отношениях - функциональном, смысловом, структурном.
Несмотря на эти расхождения, В.Н. Комиссаров весьма позитивно относился к исследованиям Тури, поскольку одновременно с ним пришел к выводу о том, что в принимающей филологической культуре переводы образуют отдельную подсистему. Эта тема очень увлекала Вилена Наумовича, и он сумел по-новому, свежим взглядом оценить умозрительную позицию, которая, казалось, уже была увековечена в граните усилиями многих поколений критиков перевода, - а именно мнение о том, что перевод якобы должен читаться так, как если бы его написал сам автор, если бы язык перевода был для него родным.
Благодаря собственным исследованиям и исследованиям своих учеников В.Н. Комиссарову удалось доказать существование «языка переводов» . Нет, это отнюдь не тот «переводческий язык», о котором писал К.И. Чуковский и который является следствием простого буквализма, непонимания переводчиком законов родного языка и невладения его узусом. Речь идет о подсистеме языковых ресурсов, если угодно - о подъязыке, имеющем несколько иную конфигурацию, чем подъязык жанра оригинальных текстов, аналогичных по тематике переводным. А поскольку любая подсистема способна влиять на функционирование и изменение системы в целом, эти исследования стали вкладом в общую теорию языка, ибо поставили перевод на принадлежащее ему место в ряду регулярных источников языкового развития.
К этим, как и ко многим другим, важным обобщениям В.Н. Комиссарова подвели не только академические рассуждения, но прежде всего богатейший собственный практический опыт, переводческая интуиция. Ему ближе и интереснее всего была деятельность тех коллег по профессии, кто повседневно работает в кабине синхрониста на конференциях, сопровождает делегации на переговорах или переводит документы в кабинетах и секретариатах. Возможно, этим объясняется то, что, в отличие от большинства современных ему западных переводоведов, рассматривавших преимущественно переводы художественных текстов, В.Н. Комиссаров привлекал к анализу гораздо более разнообразный по жанрам материал.
С падением в конце 1980-х годов «железного занавеса» и упрощением порядка выезда за границу многие наши соотечественники обнаружили, что, слушая «там» речь на языке, который они вроде бы учили, а то и преподавали, они далеко не всегда могут вычленить из нее смысл и сориентироваться в предлагаемой ситуации. Им было слишком мало известно об обычаях, традициях, психологии людей в других странах. Ошеломленные этим выводом и открытием, что подстановка слов и фраз из словарика и разговорника не позволяет им полноценно общаться на иностранном языке, многие из них, вернувшись в Россию, бросились писать статьи и диссертации по новой науке - «межкультурной коммуникации». Стали готовить и специалистов по этому направлению.
Но кем же в таком случае всегда были переводчики, если не специалистами по межъязыковой и межкультурной коммуникации? Учет культурных особенностей, присущих носителям того или иного иностранного языка, всегда был неотъемлемой частью переводческого анализа, а их знание - требованием к подготовке переводчиков в старейших профильных институтах иностранных языков, включавшей комплекс страноведческих дисциплин.
Задолго до оформления «теории межкультурной коммуникации» (первые монографии по этой дисциплине появились лишь в 1994 г.) переводоведы исходили из того, что перевод и есть главный вид межкультурной коммуникации, поскольку неизбежно связан с преодолением культурного барьера между отправителем и адресатом сообщения. Большая статья В.Н. Комиссарова на тему об учете культурных особенностей в переводе, опубликованная на английском языке в сборнике ФИТ в 1991 г., подводила итог целой серии более ранних высказываний.
В то же время В.Н. Комиссаров предостерегал от переоценки фактора межкультурных различий, о чем имеет смысл напомнить сегодня, когда этим различиям нередко придается преувеличенное значение. Он писал, что «установление эквивалентности при переводе предполагает учет подобных различий. Однако особое подчеркивание важности такого учета объясняется, скорее, требованиями, которые он предъявляет к познаниям переводчика, чем теоретической значимостью проблемы» .
Еще одна область исследований, выросшая из практической деятельности В.Н. Комиссарова, - это методика преподавания перевода. Советская школа подготовки переводчиков, как уже отмечалось выше, формировалась в Военном институте и МГПИИЯ на солидной научно-методической основе, и В.Н. Комиссаров продолжал развивать ее принципы применительно к тем задачам, которые стояли перед ним во время работы на Курсах переводчиков ООН. Нужно было так поставить обучение слушателей, чтобы за короткий срок (один учебный год) подготовить высококлассных специалистов, владеющих синхронным и письменным переводом не только во всех языковых, тематических и жанровых аспектах, знание которых предполагает работа в высоких международных организациях, но и особо тонко воспринимающих и умеющих передать политические и идеологические нюансы переводимого текста, отвечающие той самой цели коммуникации, что была выделена им в отдельный уровень эквивалентности.
Конечно, в мире существуют и другие переводческие школы, из которых выходят превосходные переводчики, работающие в международных организациях. Исторически сложилось так, что акцент там делается на тематическую и терминологическую эрудированность будущего переводчика. И нужно признать, что широкие тематические знания - действительно очень важная часть переводческой квалификации. Но в последнее время в эти центры переводческой подготовки пришло осознание и того, что формирование переводчика высшего класса не может ограничиваться изучением клише, терминов и фактической информации по темам предстоящей профессиональной деятельности. Стало ясно, что упущена какая-то важная методическая задача, что подготовка переводчика не может исчерпываться тренировками, нацеленными на запоминание готовых соответствий и на предотвращение типичных ошибок. Не менее важно умение быстро и точно анализировать план содержания текста, в котором логико-смысловые связи и комплексы формируются непредсказуемо в конкретной коммуникативной ситуации, и выдавать нестандартные решения.
Вот тут-то и оказалось, что методика преподавания профессионального нехудожественного перевода - почти непаханное поле в западных переводоведческих исследованиях и что наиболее стройно и грамотно она разработана в статьях и книгах В.Н. Комиссарова. Итоговым трудом на эту тему стала его монография «Теоретические основы методики обучения переводу» (вошедшая затем на правах главы в книгу «Современное переводоведение»). После периода неинформированности и незаинтересованности западноевропейские коллеги постепенно приходят к признанию ценности его дидактико-методологических работ .
Можно назвать и другие темы или проблемы перевода, которые сегодня стали предметом особо пристального изучения лингвистов и культурологов, но по которым уже высказался или исследованию которых задал направление Вилен Наумович Комиссаров. Думается, что построенная им многогранная концепция еще очень долго будет оставаться той системой координат, с которой можно будет сверяться как при анализе и критике переводов, так и в переводоведческих штудиях. Его идеи еще долго будут вдохновлять исследователей перевода на освоение новых территорий науки. А эта книга, в которой автор подвел итог своего научного творчества, представив в сводном виде его результаты на фоне других исследований, уже стала и еще долго будет оставаться - если воспользоваться популярной в публицистике метафорой - библией переводоведа.
Умерова М.В. Лингвистический статус языка переводов / Дисс. … канд. филол. наук. - М.: МГЛУ, 2003 . Считаю необходимым выделить эту работу среди многих исследований его учеников, т.к. мне известно, насколько большое значение он придавал разработке этой темы, сколь важным считал обосновать существование языка переводов экспериментально и статистически, а не только путем отвлеченных логических рассуждений.
] V.N. Komissarov. Language and culture in translation: competitors or collaborators? // TTR: Traduction, terminologie, redaction. Vol. 4, № 1, 1991, pp. 33–47.
] В.Н. Комиссаров. Лингвистика перевода. - М.: Междунар. отношения, 1980. - С. 113.
]Soriano, Inmaculada. De Retsker a Komissarov. Recorrido por la formación de traductores en Rusia // Actas de las X Jornadas hispano-rusas de Traducción e Interpretación. Granada, 2006: Jizo. – Pp. 299–311; Marianne Lederer. Can Theory Help Translator and Interpreter Trainers and Trainees? // The Interpreter and Translator Trainer (ITT): Volume 1, Number 1, 2007. – Pp. 15-35.
Вилен Наумович Комиссаров , доктор филологических наук, профессор – один из основоположников и корифеев отечественной науки о переводе, выдающийся переводчик-синхронист и блестящий педагог. Он написал более ста научных трудов и воспитал несколько поколений переводчиков, учёных-лингвистов и преподавателей перевода. Именно благодаря Вилену Наумовичу, который широко известен не только в нашей стране, но и за рубежом, получила международное признание отечественная школа переводоведения.
Мне довелось познакомиться с Виленом Наумовичем ещё со студенческой скамьи, когда он стал рецензентом моей дипломной работы по переводу, которую оценил на «отлично». Через несколько лет я пришёл к нему, чтобы попросить его стать научным руководителем моей кандидатской диссертации. Он согласился и посоветовал заняться переводоведческой ономастикой - темой, которая остаётся по сей день одним из моих главных научных интересов. Кандидатская была написана и успешно защищена, но и после её защиты наше общение не прекращалось. В.Н. Комиссаров долгое время преподавал на Курсах переводчиков ООН при МГПИИЯ, но после их расформирования он создал новую общеинститутскую кафедру - кафедру теории, истории и критики перевода и пригласил меня туда. Значительное время я работал на этой кафедре бок о бок с ним. Докторскую диссертацию я писал без научного консультанта, но Вилен Наумович живо интересовался ходом работы, я о многом советовался с ним, и он сыграл очень важную роль в том, чтобы этой работе оппонировали виднейшие учёные.
Во время беседы я также сделал несколько фотографий Вилена Наумовича. Некоторые из них размещены в этой публикации.
– Вилен Наумович, с чего бы вы начали рассказ о себе?
– Мне исполняется восемьдесят лет. Более полувека я занимаюсь проблемами перевода в трех основных направлениях.
Во-первых, как переводчик – письменный и синхронный.
Во-вторых, как преподаватель. Помимо перевода, я преподавал многое другое, но в основном я, конечно, преподаватель письменного и синхронного перевода.
И в-третьих, я занимался теорией перевода, писал научные статьи и книги. У меня сейчас более ста публикаций по теории перевода, семантике и другим вопросам.
– Как вы стали переводчиком?
– Старую гвардию, то есть мое поколение (от которого уже остались рожки да ножки), часто просят дать какие-то наставления молодежи. Но я это сделать вряд ли смогу, потому что мой путь был совершенно «неправильным», он не соответствует тому, о чем я пишу в своих научных трудах. Я в них всегда доказывал, что переводу надо учить профессионально, что это особая дисциплина, что надо специально готовить преподавателей перевода.
А вот что получилось со мной. Я кончал педагогический факультет Военного института иностранных языков. В институте у нас по переводу был только маленький курсик, который вел преподаватель Литвиненко. Так вот, я неожиданно сразу стал хорошим письменным переводчиком. Вообще я был круглым отличником – и в школе, и в институте. Английскому языку меня дополнительно учили частные преподаватели, так что я прилично знал английский и, видимо, прилично русский. И у меня стали неплохо получаться письменные переводы.
Закончив в 1951 г. военный институт, я был оставлен преподавать там же, но на другом факультете – переводческом. Я сразу же попал в преподаватели перевода. Я преподавал не только общий перевод, но и военный перевод – я очень неплохо знал военную лексику.
– У вас был военный опыт в этом деле?
– Нет, на войне я не работал с языком. Я окончил артиллерийское училище и никакого отношения к переводчикам тогда не имел.
На переводческом факультете я стал работать под руководством Я.И. Рецкера. В это время никаких теорий и теоретиков перевода у нас не было. А был Яков Иосифович Рецкер, который время от времени сочинял так называемые разработки – что-то вроде небольших тематических пособий по переводу, которыми пользовались и другие преподаватели. Например, «Перевод абсолютных конструкций». Причем он с написанием разработок часто не успевал. Была такая Анжелика Яковлевна Дворкина, которая все время ходила за ним и говорила: «Яков Осипович, сдавайте разработку!» В итоге он ей что-то давал.
Заведующим кафедрой был опытный переводчик Борис Григорьевич Рубальский, там же работали Валентин Кузнецов, Александр Швейцер и другие высококвалифицированные переводчики. Яков Иосифович Рецкер в это время никак не мог закончить свою кандидатскую диссертацию, потому что он все время к ней что-то дописывал. И пока Рубальский не отобрал у него работу, он продолжал говорить, что она еще не полностью готова. Но, во всяком случае, он защитил диссертацию по абсолютным конструкциям.
Потом я тоже начал писать разработки по некоторым вопросам, о которых не писал Я.И. Рецкер. Я преподавал письменный перевод, и у меня получалось неплохо.
– Вы как-то говорили, что «все мы вышли из Рецкера». Вы считаете его своим учителем?
– Яков Иосифович Рецкер не был моим учителем. Я никогда не учился у него. Но дело в том, что раньше бытовало мнение – да и сейчас многие так считают, – что переводчиком надо родиться, что никакой закономерности в работе переводчика быть не может и что каждый переводчик по-своему решает каждую проблему. Я.И. Рецкер первым показал, что в переводе есть закономерные соответствия.
– Кто же был вашим учителем в переводе?
– Пожалуй, мои коллеги. Я много работал с Александром Швейцером, Юрием Денисенко, Валентином Кузнецовым. Если я что-то у кого-то взял в профессиональном отношении, это было при совместной работе. Но отдельно учителя в области перевода я не могу назвать. Меня никогда никто не учил. И это не укладывается ни в какие теоретические рамки. Почему вдруг я стал переводчиком – причем прежде всего синхронным переводчиком, и вроде бы неплохим? Не знаю, почему.
– А как вы приобщились к синхронному переводу?
– В Москве в 1952 или 1953 г. проводился конгресс китобоев. На этом конгрессе работали наши синхронисты, которые уже имели опыт: Саша Швейцер, Валя Кузнецов и Володя Кривощеков (его сестра, Светлана Шевцова, работала на той же кафедре, что и я). Они пригласили меня в качестве письменного переводчика – там надо было, помимо синхрона, переводить еще целый ряд документов. И вот как-то во время заседания, которое синхронно переводил Володя Кривощеков, в кабине рядом с ним сидел я. Уже не помню, почему: то ли меня это заинтересовало, то ли я записывал прецизионные слова, помогая ему. Он вдруг сказал: «А отчего бы тебе не попробовать? Возьми следующее выступление!». И надел на меня свои наушники. Я начал переводить синхронно.
– Сразу?
– Сразу. И сразу получилось неплохо. Я не терялся при очень быстром темпе оратора, умел «вцепиться» в него и переводить всё полностью в таком же темпе. Вот с тех пор я стал синхронить.
На том конгрессе запомнился забавный случай. Один из наших коллег переводил беседу какого-то специалиста и через всё фойе (а проходил конгресс в гостинице «Советская») кричал нам: «Ребят, а как будет по-английски шея?». Мы смеялись и долго эту «шею» вспоминали.
В 50-е годы военный институт, где я работал, был ликвидирован, потому что он носил какой-то половинчатый характер: с одной стороны, это было военное учебное заведение, а с другой – гуманитарное. Как говорил один из начальников курса, «с этими занятиями и строевую подготовку не проведешь как следует». Начальники менялись, и в зависимости от этого ударение падало то на гуманитарные дисциплины, то на военную подготовку – вплоть до того, что, когда начальником института стал генерал-полковник Козин, он устроил полосу препятствий... ты знаешь, что это такое?
– Дорога с траншеями, барьерами...
– Вот-вот. Так он приказал всему преподавательскому составу перед началом занятий проходить эту полосу.
После закрытия военного института я пошел работать редактором в специально организованное Бюро военно-технического перевода. Начальником там стал В.М. Кузнецов, и при нем вошли в состав редакторов А.Д. Швейцер, Н.Н. Левинский (был у нас такой опытный преподаватель) и я, потому что мне было больше некуда деваться. Меня, правда, приглашали в МИД, но приглашал руководитель подразделения, а отдел кадров меня не пропустил. Это позже я получил грамоту от МИДа – но то были уже другие времена.
В этом Бюро военно-технического перевода я работал и редактором, и переводчиком одновременно. Тогда редакторам разрешали самим осуществлять переводы. Я перевожу – Левинский меня редактирует; он переводит – я его редактирую. Это было удобно, поскольку мы друг другу доверяли. Но однажды мне пришлось редактировать такой плохой перевод, что я рассердился. Перевод был сделан одним «уважаемым человеком», как говорится. И я ушел. Ушел из этого бюро в никуда. Это было в 1957 г., в год Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве.
Я пошел туда работать. Кстати, руководителем всех переводчиков, обслуживающих фестиваль, был Гелий Васильевич Чернов. На синхрон он меня не взял – он меня тогда не знал совсем, а я работал там в роли сопровождающего, или линейного переводчика.
– Вилен Наумович, ведь синхронный перевод был внедрен впервые в 1946 году на Нюрнбергском процессе. И в нашей стране его стали внедрять сразу после этого?
– Да. Все делегации Советского Союза стали ездить на международные конгрессы со своими синхронными переводчиками. Без этого нельзя было провести ни одно международное мероприятие – ни в нашей стране, ни на выезде за рубеж.
Но я не был за рубежом до сорокалетнего возраста. В 1964 году я впервые в качестве синхронного переводчика выехал в Финляндию. И с тех пор два-три раза в год выезжал на работу синхронным переводчиком, да и в стране тоже работал достаточно часто.
– А что вы стали делать после фестиваля молодежи?
– Потом были сплошные случайности. В моей судьбе большую роль сыграла Зоя Васильевна Зарубина, которой я очень многим обязан. Уже не помню, как пересеклись наши пути с Зоей Васильевной, но во всяком случае она меня знала как синхрониста. И это повлияло на мою судьбу очень решительным образом.
Когда закончился фестиваль 1957 года, я остался без работы. Это продолжалось месяца два. Потом мне вдруг звонят и приглашают преподавать – правда, на условиях почасовой оплаты – в МОПИ (Московский областной педагогический институт). Там на вечернем отделении работал какой-то слабый преподаватель, и студенты взбунтовались и потребовали его замены. А кто-то в этом институте меня знал, и мне позвонили, пригласили работать.
Я стал там работать, а одновременно зарабатывал переводами, которые брал в том самом Бюро военно-технического перевода. Там в это время шли очень крупные заказы, и платили по 80 рублей за печатный лист, что тогда считалось очень хорошим гонораром.
– Да, это и значительно позднее считалось вполне приличной ставкой. Вы печатали сами?
– Я диктовал переводы машинистке. У меня была очень хорошая машинистка, которая не давала мне ни минуты на размышление, и поэтому поневоле я стал очень быстро переводить на язык.
И опять звонок: очередной бунт обучаемых, на этот раз в Военно-политической академии. Там организовали курсы повышения квалификации переводчиков, куда приезжали очень прилично знающие язык люди из разных республик страны, и один из преподавателей оказался не на высоте. Опять-таки совершенно случайно об этом узнала одна из моих бывших коллег, позвонила мне, спросила мое согласие, и меня пригласил завкафедрой. Я пошел работать в эту Академию. Это было в 1960 году, и я в Академии работал на курсах переводчиков до 1966 года.
К этому времени восстановили Военный институт иностранных языков, и курсы повышения квалификации переводчиков перевели туда. А меня перевели на полставки, и я остался обучать основной состав Академии. В то же время я защитил кандидатскую диссертацию по антонимии в английском языке и опубликовал словарь английских антонимов.
Но мне было страшно скучно. Я преподавал всё: и грамматику, и лексику, и фонетику. Я был всесторонним специалистом, но начальные этапы обучения всегда были скучны для меня, я любил обучать старшие курсы. А у меня был приятель – Крутиков Юрий Алексеевич.
– Да, это его книга. (В свое время он тоже работал в ВИИЯ). Он пригласил меня работать к нему на кафедру грамматики в Институте иностранных языков имени Мориса Тореза, хотел передать мне всё вечернее отделение. Я стал оформляться к нему на кафедру, но меня не взяли. Декан факультета английского языка заявила, что у меня нет работ по грамматике (а у меня тогда уже были десятки работ по переводу и семантике). Я заходил на кафедру к Крутикову, но он только разводил руками.
И вот я иду по коридору, встречаю Зою Васильевну Зарубину. Она мне: «Вы что здесь делаете?» Я говорю: да вот, хотел поступить на работу, но меня не берут. Она: «Идемте ко мне!» – и пригласила на Курсы переводчиков ООН. Правда, предупредила: «Имейте в виду, что нас могут закрыть в будущем году». Но, слава богу, долгие годы никто эти курсы не закрывал.
Пожалуй, самое приятное и самое интересное в моей жизни – это преподавание на Курсах переводчиков ООН. Там мне приходилось разрабатывать различные учебные программы, и у меня осталось много разработок по отдельным вопросам перевода. Я сейчас хочу, используя их, написать книгу по частной теории перевода.
Интереснейшая была работа. Слушатели показывали чудеса в учебе – вот что значит люди хотели поехать в ООН. Они говорили, что на Курсах получали больше знаний, чем за пять лет в институте.
– А срок обучения составлял один год?
– Да, только один год. Каждый год из Нью-Йорка приезжала комиссия принимать у них выпускной экзамен. Она привозила экзаменационные материалы и затем проводила собеседование. Это были ответственные чиновники ООН. Эти экзамены и собеседования многому меня научили, так как это были очень опытные люди, которые быстро разбирались в кандидатах. Но наши слушатели были подготовлены тоже прилично. А мы устраивали для них культурную программу. Никогда в жизни я не был столько раз, скажем, в Большом театре, как в этот период.
Кстати, в то время каждый Генеральный секретарь ООН обязательно приезжал к нам на Курсы: и Вальдхайм, и Перес де Куэльяр. Они выступали перед переводчиками, и я каждый раз держал ответную речь.
Курсами руководила Зоя Васильевна. Каждый год ей надо было направлять в ООН отчет о работе Курсов. Она этот отчет диктовала на машинку. Позднее директором Курсов стал Юрий Степанович Жемчужников, а я – его замом.
Система была такая: каждый выпускник Курсов работал переводчиком ООН не больше пяти лет. По истечении пяти лет он должен был вернуться в страну, чтобы не отрываться от советской власти. Можно было через пару лет вторично поехать, но это удавалось не всем.
Э.А. Шеварднадзе эту систему ликвидировал. Так он лишил нашу страну тех ста тысяч долларов в год, которые ООН выделяла на подготовку русских переводчиков. А как только была закрыта система ротации, переводчики, уже работавшие в ООН, сразу же подписали пожизненные договора, и Курсы стали не нужны. Их закрыли.
– Вилен Наумович, вы упомянули тему своей кандидатской диссертации – антонимы английского языка, а докторская была, конечно, по теории перевода?
– Конечно. «Лингвистические основы перевода». Официальными оппонентами моей докторской диссертации были Леонид Степанович Бархударов, Рюрик Миньяр-Белоручев и скончавшийся в этом году Владимир Григорьевич Гак.
– Вы читали лекции за рубежом?
– Я получил премию (грант) из фонда Фулбрайта по обмену учеными разных стран. Преподавал в Мэрилендском университете, выступал в Нью-Йоркском университете. Получил приглашение в Гарвард, а также в Индиану – там тоже существует специальная школа переводчиков. Выступал и в Организации Объединенных Наций перед нашими и не нашими переводчиками, рассказывал им о Курсах. Довольно интересно было.
– Вилен Наумович, как бы вы оценили современное состояние науки о переводе?
– На это я могу ответить только своей книгой «Современное переводоведение», в которой четыре части: по общей теории перевода, по лингвистическим основам перевода, о развитии теории перевода за рубежом и по методике преподавания перевода.
В чем слабость современной теории перевода? Мы не знаем, как подступиться к интуиции переводчика. Мы уже знаем, что такое перевод, мы знаем, как его описывать и как преподавать, но мы очень мало знаем о том, что действительно творится в мозгу переводчика. Хотя немецкие исследователи заложили основы экспериментального исследования так называемым методом «думай вслух». Кое-что удалось узнать, но все-таки творческая, интуитивная часть перевода остается черным ящиком. Появилась психолингвистика, но полностью мы не знаем – что, почему и как.
Что касается лингвистической теории перевода, то общую теорию перевода мы уже создали. Частная теория перевода по многим языкам еще не создана – даже по английскому, который более или менее прилично изучен.
– Что вы могли бы сказать начинающим переводчикам?
– Они правильно выбрали специальность. Это ты сам прекрасно знаешь. Какой-то физик – кажется, Ландау, но я не уверен – сказал: наука – это способ удовлетворять любопытство ученого за казенный счет. Так вот, перевод – это способ увидеть мир за казенный счет. Я был в двадцати пяти странах дальнего зарубежья и в десятке стран нынешнего ближнего зарубежья. То есть моя профессия дала мне возможность, наряду с работой преподавателя и исследователя, объехать чуть ли не весь мир, включая и многие страны неанглийского языка. Я был и в Эфиопии, и на Мадагаскаре, и на Филиппинах – в самых разных странах.
Итак, вы неплохо выбрали специальность. Практически все переводчики пережили переход от социализма к капитализму, потому что капиталистам тоже нужны переводчики – правда, не по всем языкам в той же мере, как раньше. Английский язык оказался в лучшем положении.
Но всё это при одном условии: надо быть профессионалом-мастером. Иначе тебя никуда не возьмут и не пошлют.
– А вот это как раз не все понимают, Вилен Наумович. Многие думают, что для успешной карьеры нужно покровительство, связи и тому подобное.
– Где-то нужная связь, может быть, и поможет. Но на серьезных конференциях без профессионализма не получится. Если коллеги не смогут на тебя положиться, то они не захотят с тобой работать, и в следующий раз тебя никто не пригласит в команду. Ведь в работе синхронистов очень важно быть уверенным в высокой квалификации коллег.
– Вы сказали, что переводчики английского языка оказались в лучшем положении. Но ведь в чем-то им и сложнее. Многие наши клиенты худо-бедно владеют английским, и некоторые позволяют себе некомпетентно поправить переводчика, а то и унизить.
– Этого со мной не случалось, хотя были очень неприятные вещи. Несколько лет тому назад, когда я еще синхронил, я работал на Сахаровских чтениях. Выступал один наш известный физик. Он говорил по-русски. Перед ним лежал письменный перевод на английский язык, сделанный неизвестно кем и неизвестно как. Он следил за моим синхронным переводом и как только замечал какое-то различие между тем, что говорил я, и тем, что написано в его бумажке, поднимал крик. Представляешь, как это неприятно!
А еще был такой случай. Проводилось совещание представителей компартий разных стран. Руководил совещанием один из секретарей ЦК КПСС – не буду называть его фамилию. Обсуждался проект резолюции. Как всегда бывает, никто не подумал о том, что в кабины надо дать текст поправок в этот проект. Ведущий читает поправку, а делегаты следят по синхронному переводу за ее содержанием. Кроме этого, перед ними лежит письменный перевод этой поправки. Полного соответствия между устным и письменным переводом, конечно, нет. Поднимает руку американец и говорит: «Товарищ председатель, перевод, который я слышу в моих наушниках, стилистически не вполне совпадает с текстом».
И вот этот секретарь ничего лучшего не нашел, как сказать: «Уберите из будки этого политического диверсанта!» Политическим диверсантом оказался человек, которого мы все знали как одного из лучших синхронистов и видного лингвиста. Шестерки, конечно, кинулись вытаскивать его из кабины. Представляешь, как он себя чувствовал в этот момент? Слава богу, никаких оргвыводов сделано не было.
А бывало, некоторые деятели пытались свалить на переводчиков свои собственные ошибки. Это случилось с Б.Г. Рубальским. Он переводил синхронно межпарламентскую конференцию, по-моему, в Белграде. В одном из документов речь шла о планировании семьи. В то время у нас этого не признавали, считали неомальтузианством. А английский термин family planning полагалось переводить как «ограничение рождаемости».
Ну, как работают такие конференции, ты знаешь: заседают по секциям, потом собираются на пленарное заседание и голосуют за принятые секциями решения. Решений бывает несколько десятков, и в какой-то момент никто уже не соображает, за что он голосует. Когда обсуждали пункт о необходимости планирования семьи, наша делегация дружно проголосовала «за».
А когда они сюда приехали, их спросили: «Как же так? Политика государства – против планирования семьи, а вы – за?». Тогда они ничтоже сумняшеся заявили: «А это переводчик нас сбил. Он перевел так, что мы не поняли, о чем идет речь». Но оказалось, что Борис Григорьевич перевел family planning именно так, как тогда требовалось. Попытка обвинить переводчика не прошла.
– Запомнилась ли вам особо какая-нибудь ваша ошибка или неловкая ситуация?
– На медицинской конференции, посвященной полиомиелиту, китайский делегат говорил на блестящем английском языке – за исключением того, что он глотал конечные слоги. Например, вместо antibodies он говорил “antibo”. Вначале я понимал, что он хочет сказать, и переводил “antibo” как «антитела». Но в конце – то ли я подустал, то ли он меня достал, – когда он говорил “antibo”, я переводил «антите». Аудитория не реагировала, но мои коллеги потом очень долго смеялись.
– Это вы намеренно так сказали?
– Нет, непроизвольно. Я просто устал.
А однажды по линии Советского комитета защиты мира я ездил в Будапешт с Александром Евдокимовичем Корнейчуком. Он писатель, и, кроме того, в это время он был Председателем Верховного совета Украины, а также заместителем Ромеша Чандры – президента Всемирного Совета мира. Всё жаловался, что из моего имени Вилен он никак не может сделать украинскую форму: «Вот Михаил сидит – он Мишко, Григорий – я его называю Гришко, а с тобой что я могу сделать?»
Так вот, мы с ним сидели в зале рядом. Перевод, в том числе и на русский язык, осуществляла венгерская команда синхронистов. Вдруг он встрепенулся, поднял руку, остановил сессию и сказал: «Товарищ председатель! Совершенно невозможный русский перевод! Я ничего не понимаю». И обратился ко мне: «Будьте добры, пойдите смените переводчика, чтобы я мог следить за ходом заседания».
Что мне оставалось делать? Я пошел и сменил бедного переводчика, которого вытащили из кабины посреди работы. А потом минут десять извинялся перед коллегами-венграми, но тем не менее они до конца совещания со мной не разговаривали. Мне было очень неприятно.
Вообще-то говоря, надо бы проводить специальный инструктаж ораторов, выступающих на конференциях под перевод. За все время моей работы синхронистом – а синхронил я лет до семидесяти пяти, вот только несколько лет назад перестал – лишь однажды один из членов нашей делегации пришел к нам в кабину и сказал: «Ребята, я собираюсь схохмить. Если вы переведете мою шутку, я ее расскажу, а если не сможете – то не буду».
Это был единственный раз, когда пришел человек, который понял, что если его не переведут как следует, то всё его остроумие, вся его мудрость пройдут даром. Шутка была стихотворным каламбуром.
– И что вы ему ответили – что не переведете?
– Нет, что переведем. Подумали и перевели.
Еще нередко бывает, что какому-нибудь специалисту отводится для выступления десять минут, в то время как он подготовил доклад, рассчитанный на полчаса. И вместо того, чтобы изложить основное, оратор пытается проговорить за эти десять минут весь свой получасовой доклад. Он не понимает, что создает невыносимые условия для переводчиков, а его выступление теряет всякий смысл, потому что восприятие выступления иноязычной аудиторией всецело зависит от переводчика.
– Расскажите еще какой-нибудь забавный случаи из вашей практики перевода.
– Очень забавно было у нас в Швеции. Мы с Сашей Швейцером сидели в кабине. Индийский делегат сначала выступал по-английски – мы, конечно, его переводили – и вдруг заговорил на санскрите. Все переводчики замолчали. А ты же знаешь, что, когда переводчик умолкает, все оборачиваются к будкам посмотреть, жив ли он: все время шел перевод, и вдруг – молчание. Сразу в кабину побежали шестерки (на каждой конференции есть такие «деятели»). Открывают дверь: «Почему молчите?» Мы говорим: «Так санскрит же!» – «Ну и что ж, что санскрит! Надо переводить!» – «Так ведь мертвый же язык». – «Как же мертвый, когда он на нем говорит!».
Правда, оратор понимал ситуацию. Проговорив несколько фраз на санскрите, он сказал: «Ну, теперь для тех из вас, кто уже успел позабыть санскрит, я скажу то же самое по-английски».
– Беда в том, что не все считают нужным учиться переводу, а думают, что для этого достаточно просто знать язык.
– Да, удивительная вещь. Вот сейчас есть всякие коммерческие институты, которые выдают диплом, где написана тройная специальность: «лингвист, переводчик, преподаватель английского языка», хотя никаких оснований работать в этих качествах у выпускника нет. А на некоторых филологических факультетах дают большое число часов по филологии и утверждают, что это автоматически готовит из студентов переводчиков.
И хотя моя собственная карьера вроде бы противоречит этому, переводу надо учить особо – в этом я убежден.
– В каждом деле бывают свои самоучки и самородки.
– Ну, а правы ли те переводчики, кто считает, что этой профессии в наше время недостаточно, а надо дополнительно приобретать еще какую-то профессию – юриста, менеджера и тому подобное?
– Это индивидуально. Вообще говоря, конечно, неплохо, если помимо профессиональных знаний переводчика, человек разбирается и в каких-то других профессиях. Но ты сам прекрасно знаешь, что мы работаем в любых областях. Мне приходилось работать на конференциях и по медицине (кстати, очень сложных), и по химии, и по физике и так далее. Профессиональный переводчик, если ему дают возможность подготовиться к работе, прекрасно справляется с очень сложными проблемами.
В заключение мне хотелось бы сказать, что работа переводчика приносит большое удовлетворение, и не случайно я продолжал заниматься практическим переводом, уже будучи профессором и доктором наук. Это составляло очень важную часть моей жизни.
Памяти В.Н. КомиссароваОпубликовано в журнале «Мосты» №2/6, 2005
Фотопортрет работы Д.И. Ермоловича
Вилен Наумович КОМИССАРОВ
(1924-2005)
Ушёл из жизни Вилен Наумович Комиссаров – последний из классиков науки о переводе ХХ века. Он не только был одним из тех учёных, кто в 60–70-е годы прошлого столетия создал в нашей стране новую дисциплину – лингвистическую теорию перевода, – он постепенно стал признанным главой отечественной школы переводоведов. Им написано более сотни трудов, а его монографии от первой («Слово о переводе», 1974 г.) до последней («Современное переводоведение», 2001 г.) вошли в золотой фонд русской и мировой лингвистики. Без ссылок на работы Комиссарова не обходился до сих пор и наверняка не сможет обойтись в будущем ни один уважающий себя исследователь проблем перевода.
В этой краткой заметке, посвящённой памяти В.Н. Комиссарова, я не буду перечислять основные вехи его жизненного и творческого пути. О них он рассказал сам в интереснейшем накануне своего 80-летия, отмечавшегося в прошлом году. Скажу здесь о том, о чём в той публикации, естественно, не могло быть сказано, но что было известно его знакомым и коллегам по университету: в течение последних лет Вилен Наумович мужественно боролся с неизлечимой болезнью, которая медленно, но верно отнимала у него физические силы, но оказалась бессильной хоть на йоту ослабить его блестящий, ироничный ум, глубочайшую эрудицию, цепкую память.
Все понимали, какого неимоверного напряжения требуют от Вилена Наумовича чтение лекций, руководство кафедрой и аспирантами, написание книг и статей, рецензирование чужих трудов, выступления на ученых советах и конференциях. Даже поездки на работу и с работы домой были для него испытанием, и в последнее время он уже не мог совершать их без сопровождения. Когда его спрашивали: «Как ваше здоровье, Вилен Наумович?», он с горькой иронией отвечал: «Здоровье? Было когда-то».
Однажды я прямо задал ему вопрос, которым задавались многие: «Вилен Наумович, а стоит ли подвергать себя такому напряжению сил? Почему вы не снимете с себя часть нагрузки?». И услышал в ответ: «А ты знаешь, когда я работаю – читаю лекции, например, – у меня даже как-то получается забывать о болезни».
Но болезнь всё-таки нанесла ему свой удар – весной этого года В.Н. Комиссаров получил тяжёлую травму, после которой оказался прикован к постели. И всё равно его острый, творческий ум учёного требовал для себя пищи, деятельности. В период, когда он почувствовал себя чуть-чуть лучше, Вилен Наумович позвонил мне и попросил привезти ему новую книгу по переводу и экземпляр последних «Мостов» (это был пятый номер журнала, незадолго до этого вышедший из печати). Я приехал к нему, сел у его постели. Его физическое состояние произвело на меня тяжёлое впечатление. Болезнь и травма ещё больше иссушили его, речь стала трудной.
Первым делом Вилен Наумович извинился, что не сможет присутствовать на важном для меня обсуждении [речь шла о защите моей докторской диссертации в мае 2005 г. – Прим. Д.Е., 2009 г .]. Конечно, я заверил его, что ему не нужно об этом беспокоиться, а про себя в который раз отметил столь редкую в наши дни интеллигентность этого человека, переживающего, что он может доставить кому-то неудобство, по таким поводам, на которые в своем положении он мог бы вообще не обращать внимания. И думаю, здесь уместно будет сказать, что, хотя Вилен Наумович обладал внешне сдержанной манерой поведения и даже кому-то мог показаться холодноватым, это был внутренне очень мягкий, а главное, высоко порядочный человек. Он редко обременял других просьбами, но сам не отказывал в помощи, если мог её оказать.
Я передал книжки. Мы поговорили о них, затем Вилен Наумович попросил меня подойти к его письменному столу и найти там несколько скреплённых листков с отпечатанным текстом. «Эту статью я хочу отдать в “Мосты”, – сообщил он. – Неплохой журнал». Те, кто знал Вилена Наумовича, согласятся со мной, что он был крайне сдержан на похвалы, и в его устах это была высокая оценка. А из нашего дальнейшего разговора стало ясно, как он полон творческих замыслов, как по-прежнему сильно ему хочется работать, невзирая ни на болезнь, ни на возраст.
Мы с энтузиазмом стали готовить к публикации работу В.Н. Комиссарова, радуясь, что в этом номере, посвящённом 60-летию Великой Победы, появится ещё одна статья не только крупнейшего лингвиста, но и ветерана Великой Отечественной войны. Увы, автору не довелось увидеть свою статью напечатанной в журнале, для которого он специально её написал. 8 июня 2005 года его не стало.
Эта статья стала последней работой Вилена Наумовича Комиссарова, его прощальным посланием коллегам, ученикам и всем читателям журнала. И это послание ценно не только тем, что содержит интересные научные идеи, но и тем, что оно порождено потрясающей силой воли, духа и интеллекта. Когда есть такие образцы, жить легче.
Д.И. Ермолович
Настоящая монография рассматривает проблемы лингвистики перевода в плане общей теории языка, его семантики, стилистики, нормативности. Речь идет о помощи, которую может оказать языкознание переводчику в плане выработки для него нормативных рекомендаций. Книга отражает результаты исследований автора, выдающегося отечественного филолога В. Н. Комиссарова (1924-2005), в области лингвистического анализа перевода.
Рекомендуется студентам, аспирантам, преподавателям филологических факультетов, редакторам, практикующим переводчикам и лицам, интересующимся проблемами перевода.
СЕМАНТИКА ПЕРЕВОДА.
Рассмотрение перевода как особого вида межъязыковой коммуникации раскрывает ведущую роль семантического аспекта в соотнесенном функционировании двух языковых систем, составляющих внутрилингвистический механизм перевода. Напомним, что именно смысловое отождествление разноязычных текстов лежит в основе их коммуникативной равноценности, Понятно, что изучение смысловых отношений между единицами языка и речи, приравниваемых друг к другу в процессе перевода, иначе говоря, раскрытие понятия «переводческая эквивалентность», представляет собой одну из важнейших задач лингвистики перевода.
Проблемы семантики перевода составляют часть лингвистической проблематики, связанной с изучением содержательной стороны языка, и их решение в значительной мере зависит от степени разработанности общелингвистических аспектов семантики. В то же время исследование семантических проблем перевода позволяет более полно описывать структуру и функционирование семантической системы языка. Есть основания предполагать, что понятие «эквивалентность» является одним из центральных понятий не только лингвистики перевода, но и всего языкознания1. Та или иная степень смысловой общности языковых единиц не менее важна для их системной организации, чем их противопоставленность в рамках различных оппозиций.
Бесплатно скачать электронную книгу в удобном формате, смотреть и читать:
Скачать книгу Лингвистика перевода, Комиссаров В.Н., 2009 - fileskachat.com, быстрое и бесплатное скачивание.
- Проблемы переводческой интерпретации текста конца 20-го начала 21-го веков (хрестоматия), Маргарян Б., Абрамян К., 2009
- Лексические и фразеологические аспекты перевода, Авербух К.Я., 2009
- Искусство создания языков, От вымершего языка высших классов до наречия кровожадных воинов-кочевников, Питерсон Д.Д., 2018
Следующие учебники и книги.
