Среди государственных деятелей допетровской России одним из наиболее ярких представителей этой эпохи является ближайший к государю Алексею Михайловичу царедворец ―боярин Морозов Борис Иванович. Оценка его деятельности не может быть однозначной: так, всемерно ратуя за благополучие государства и незыблемость престола, он подчас взваливал на плечи простого народа непосильное бремя экономических тягот, что провоцировало волнения, приводящие к кровавым бунтам.

Восхождение нового царедворца

Боярин Борис Морозов родился на исходе XVI века. Судьба была к нему благосклонна ― он появился на свет не только одним из наследников древнего и знатного рода, но и родственником, хотя и дальним, самому государю. Морозовы и Романовы породнились ещё до восшествия на престол Михаила Фёдоровича.

В 1613 году в Москве заседал решением которого на престол был избран первый представитель династии Романовых - шестнадцатилетний Среди участников собора, оставивших свои подписи под исторической грамотой, был и молодой боярин Борис Иванович Морозов. Биография его с этого времени неразрывно связана с вершиной государственной власти.

Мудрый воспитатель

Бояре Морозовы ― Борис и его родной брат Глеб - получили при новом царе должность спальников, что позволило им быстро войти в число «своих» людей и завоевать симпатии самодержца, тем более, что они были с ним почти ровесниками. Когда появившемуся на свет в 1629 году наследнику престола будущему государю Алексею Михайловичу (отцу Петра Великого) исполнилось четыре года, Борис Морозов был назначен опекуном (или, как говорили в те времена, «дядькой»).

Благодаря Борису Ивановичу будущий царь получил разностороннее образование. Кроме постижения основ грамматики и Катехизиса, юный царевич знакомился с гравюрами западных художников и отечественными лубочными картинками. Разглядывая их со своим наставником, он получил представление о движении небесных светил, многообразии животного и растительного мира, а также о жизни людей в иных странах. Сохранились сведения о том, что историю царевич изучал при помощи ― летописи, иллюстрированной множеством гравюр.

Становление личности будущего царя

Труды наставника не пропали даром ― наследник престола получил обширные знания в самых различных областях. Дошедшие до нас автографы свидетельствуют о том, что писал он грамотно и при этом владел хорошим литературным слогом. Но главный результат воспитания заключался в том, что личность царя не была подавлена требованиями этикета и придворными обязанностями. В своих письмах к близким людям он предстаёт открытым и сердечным человеком. Неудивительно, что Алексей Михайлович до конца дней считал Морозова своим вторым отцом и относился к нему соответствующим образом.

Что же касается собственного образования, то, по воспоминаниям современников, боярин Борис Морозов считал его крайне недостаточным. Говоря об этом, он судя по всему имел в виду незнание им иностранных языков и невозможность читать европейские книги. Собственноручно составленные им документы свидетельствуют о том, что он был образован и грамотен, тем более что в его покоях помещалась весьма обширная и интересная библиотека.

Необходимость государственных реформ

Государь Алексей Михайлович унаследовал престол, когда ему едва исполнилось шестнадцать лет, а буквально через несколько месяцев после этого потерял мать. Поэтому неудивительно, что в столь юном возрасте он хотел иметь рядом мудрого и надёжного правителя, тем более, что обстановка, сложившаяся к тому времени в России, требовала незамедлительных и радикальных перемен во многих областях внутренней политики.

Самые неотложные меры следовало предпринять в устройстве городов, налоговой системе и укреплении централизации власти. Все эти задачи взяло на себя правительство, которое возглавлял верный царский слуга ― Борис Иванович Морозов. 17 век с самого начала принёс России неисчислимые бедствия. Это и самозванцы, появившиеся под именем царевича Димитрия, и нашествия поляков, и страшные неурожаи, ставшие причиной голодной смерти тысяч россиян. Кроме того, сыграли роль и явные ошибки, допущенные в предыдущее царствование. Всё это породило многочисленные проблемы, требовавшие немедленного решения.

На вершине власти

Став российским самодержцем, Алексей Михайлович почти полностью поменял доверив все ключевые посты ближайшим своим людям, среди которых оказался и Морозов. Борис Иванович ― боярин умный и, что очень важно, ― хозяйственный, приступил к осуществлению государственных реформ с той же хваткой, что и к управлению собственными вотчинами.

Государь поручил ему управление несколькими приказами, наиболее ответственными среди которых были Приказ Большой казны (финансы), Иноземный и Стрелецкий. Кроме этого, в его ведении находилась на торговлю спиртными напитками, во все времена составлявшая значительную часть национального бюджета. Таким образом, в руках Морозова сосредоточилась огромная власть ― деньги, армия и контроль за международной политикой.

Реформы, продиктованные жизнью

Наиболее важной из стоящих перед ним задач было наведение порядка в финансовой сфере. С этой целью Борис Морозов провёл ряд мероприятий по сокращению расходов на непомерно разросшуюся к тому времени администрацию. Проведя чистку он сменил многих воевод, погрязших в коррупции, и часть из них предал суду. Кроме того, была сокращена дворцовая и патриаршая прислуга, а тем, кто остался на прежних местах, уменьшено жалование.

Прошли реформы и в органах местного самоуправления, а также в армии. Но, как это нередко случается в России, наведение порядка обернулось новыми беспорядками. Разумные и своевременные меры Морозова привели к тому, что большая часть дел, поступавшая прежде на рассмотрение воевод и руководителей приказов, перешла в ведение дьяков и подьячих, которые сразу увеличили поборы, вызвав всеобщее недовольство.

Другой проблемой, которую пытался решить Морозов, был сбор налогов с жителей городов, многие из которых были освобождены от податей, так как числились за слободами монастырей и высшей знати. Проведя поголовную перепись населения, он обеспечил равномерную уплату налогов всеми горожанами. Разумеется, осуществив столь важное начинание, он пополнил казну, но нажил себе много непримиримых врагов. Кроме того, повысив пошлины за ввоз товаров иностранными купцами, он настроил против себя и торговых людей.

Соляные бунты

Последней же каплей, переполнившей чашу терпения жителей Москвы и многих российских городов, было повышение цены на соль, продажа которой являлась государственной монополией. Этой мерой Борис Морозов пытался заменить многие прямые подати. Логика действий была проста ― от уплаты налогов можно было уклониться, но обойтись без соли не мог ни один человек. Покупая у государства этот продукт и переплачивая определённую сумму, он тем самым вносил свою долю сбора налогов.

Но как гласит пословица: «Благими намерениями выстлана дорога в ад». Реформы, направленные на укрепление государства и улучшение жизни его граждан, стали причиной всеобщего недовольства, вылившегося в события, получившие название «соляных бунтов». Направлены они были главным образом против боярина Морозова и возглавляемого им правительства.

К этому времени его положение при дворе значительно укрепилось за счёт женитьбы на сестре царицы Марии Милославской, однако даже ближайшее родство с государем не могло защитить ненавистного боярина от народного гнева. Глухой ропот и всеобщее недовольство вылились в мае 1648 года в активные действия.

Начало волнений

Из хроники тех лет известно, что начались волнения с того, что толпа остановила царя, возвращавшегося с богомолья в Троице-Сергиевой Лавре, и обратилась к нему с жалобами, упрекая Морозова и его чиновников во мздоимстве. Возможно, государь сумел бы успокоить народ, и всё обошлось без открытого бунта, но стрельцы, подчинённые непосредственно Борису Ивановичу, бросились избивать собравшихся плетями. Это послужило детонатором дальнейших событий.

На следующий день толпа ворвалась в Кремль, где к ним присоединились стрельцы, также ущемлённые в своих интересах последними реформами. Бунтовщики разгромили и разграбили царский дворец. Часть восставших проникла в винные погреба, в которых и нашла свою смерть после того, как начался пожар. Вслед за этим были разгромлены и подожжены дома многих бояр, а те из них, кто попался под руку толпе, убиты. Но главным врагом толпы был Борис Морозов. Боярин вызывал в народе такую ненависть, что все требовали его выдачи для немедленной расправы.

Последние годы жизни

Только личное обещание царя отставить Морозова от всех дел успокоило толпу и позволило тому бежать из столицы в Кирилло-Белозёрский монастырь, где он скрывался до полного усмирения бунтовщиков. По возвращении в Москву беглый боярин продолжал заниматься государственными делами, но при этом стараясь не быть на виду. Когда разрабатывалось знаменитое «Соборное Уложение», ставшее на долгие годы основой юридической базы российского законодательства, в работе над ним принял участие и боярин Морозов Борис Иванович.

Биография его в этот последний период жизни свидетельствует о многочисленных душевных и телесных недугах, обрушившихся на этого некогда энергичного и полного сил человека. Скончался Борис Иванович в 1661 году. лично провожал в последний путь своего горячо любимого наставника, которым был для него Борис Морозов.

Наследство покойного досталось его родному брату Глебу, так как сам он к тому времени не имел ни жены, ни детей. Когда же вскоре и брат закончил свой земной путь, то состояние перешло к его сыну, но фактически распоряжалась им его мать ― боярыня Феодосия Морозова, вошедшая в историю своей раскольнической деятельностью и увековеченная на знаменитой картине Василия Сурикова.

Боярин Морозов

«Но чюдно о вашей честности помыслить: род ваш, - Борис Иванович Морозов сему царю был дядька, и пестун, и кормилец, болел об нем и скорбел паче души своей, день и нощь покоя не имуще…»

Протопоп Аввакум. Письмо к боярыне Ф. П. Морозовой и княгине Е. П. Урусовой

По сообщению Григория Котошихина, при царе Алексее Михайловиче было всего 16 знатнейших фамилий, члены которых поступали прямо в бояре, минуя чин окольничего: князья Черкасские, князья Воротынские, князья Трубецкие, князья Голицыны, князья Хованские, Морозовы, Шереметевы, князья Одоевские, князья Пронские, Шейны, Салтыковы, князья Репнины, князья Прозоровские, князья Буйносовы, князья Хилковы и князья Урусовы .

Род Морозовых происходил от знаменитого новгородца Михаила (Миши) Прушанина, дружинника князя Александра Ярославича Невского, героя Невской битвы 1240 года, который «пеш с дружиною своею натече на корабли и погуби три корабли». Не позднее 1341 года, во времена великого княжения Ивана Калиты, его потомки появились в Москве. Потомок Михаила Прушанина в шестом колене Иван Семенович, по прозванию Мороз, стал родоначальником Морозовых. В 1413 году он построил церковь «на десятине». Его вдова Анна занимала третье место среди великокняжеских боярынь, а один из сыновей, боярин Лев Иванович, в день Куликовской битвы начальствовал передовым полком и был убит татарами. В той же битве погибли и его дядья Юрий и Федор Елизаровичи. Старший сын Ивана Мороза, Михаил, был боярином и в 1382 году исполнял весьма ответственное по тем временам поручение - ездил в Тверь к митрополиту Киприану, которого великий князь Дмитрий Донской не хотел пускать на митрополичий стол. В XV веке от Михаила Ивановича пошел ряд крупнейших боярских фамилий: Морозовы-Поплевины, Салтыковы, Шейны, Тучковы, Давыдовы, Брюхово-Морозовы и Козловы . С XIV и до конца XVII века 14 Морозовых были боярами, двое - окольничими и один - постельничим.

Боярин Борис (в крещении Илья) Иванович Морозов и его младший брат Глеб Иванович представляли собой четырнадцатое колено от Михаила Прушанина. Борис родился в 1590 году, его брат - около 1595-го. Их отрочество и юность пришлись на трагическую эпоху Смутного времени, когда на карту было поставлено само существование государства Российского. Большой вклад в дело спасения последнего православного царства внес тогда дед Бориса и Глеба боярин Василий Петрович Морозов (ум. 1630) . Будучи казанским воеводой, он в 1611 году по призыву патриарха Московского и всея Руси Ермогена во главе казанской рати пришел к Москве и присоединился к первому земскому ополчению, осаждавшему занятый польскими интервентами Кремль. Затем Василий Петрович уехал в Ярославль, где вступил в ополчение Кузьмы Минина и князя Дмитрия Михайловича Пожарского. Вместе с последним подписывал рассылаемые в разные города грамоты с призывом встать «против общих врагов польских и литовских и немецких людей и русских воров».

После избрания 21 февраля 1613 года Земским собором на царство Михаила Феодоровича Романова участники собора направили на Красную площадь особую депутацию из четырех наиболее уважаемых людей, чтобы возвестить народу о своем выборе. В состав этой депутации, объявившей с Лобного места об избрании нового царя, входил и Василий Петрович Морозов.

Через полгода, 11 июля 1613 года, Василий Петрович был одним из главных участников торжественного венчания на царство юного Михаила Феодоровича. Царь не забыл заслуг Морозовых и приблизил их ко двору. Внуки Василия Петровича Борис и Глеб уже с 1614 года были взяты «на житье» во дворец и служили спальниками царя, то есть входили в число самых приближенных к нему людей. В 1634 году Иван Васильевич и Борис Иванович Морозовы были пожалованы в бояре, при этом последний одновременно назначался «дядькой», то есть воспитателем, наследника престола - пятилетнего царевича Алексея.

Борис Иванович был человеком умным, ловким, достаточно образованным и известным своей привязанностью к иностранцам и иностранным обычаям. Так, Адам Олеарий описывает, как он провожал 30 июня 1636 года голштинское посольство в Персию:

«Едва мы немного отъехали от берега, подошел сюда молодого князя гофмейстер Борис Иванович Морозов, доставивший разных дорогих напитков и имевший при себе трубачей своих. Он попросил послов немного пристать, чтобы он мог на прощанье угостить их. Послы, однако, отказались, а так как перед этим… он некоторым из нас на соколиной охоте доставил большое удовольствие, то мы и подарили ему серебряный прибор для питья. После этого в особой маленькой лодке он довольно долго ехал рядом с нами, велел своим трубачам весело играть, а наши им отвечали. Через некоторое время он даже пересел в нашу лодку и пил с нашими дворянами вплоть до утра, после чего он, со слезами на глазах, полный любви и вина, простился с нами» .

Однако далеко не все иностранцы разделяли любовь всесильного боярина к ним. Августин Мейерберг, например, характеризует Морозова в таких нелицеприятных словах, заодно высокомерно осуждая всю московскую образованность того времени: «Этого отрока (Алексея Михайловича. - К. К.) отец поручил боярину Борису Ивановичу Морозову для обучения добрым нравам и наукам; но Морозов не в состоянии был напечатлеть на чистой скрижали отроческой души те образы, о которых у самого его не было в голове понятия. Москвитяне без всякой науки и образования, все однолетки в этом отношении, все одинаково вовсе не знают прошедшего, кроме только случаев, бывших на их веку, да и то еще в пределах Московского царства, так как до равнодушия не любопытны относительно иноземных; следовательно, не имея ни примеров, ни образцов, которые то же, что очки для общественного человека, они не очень далеко видят очами природного разумения. Где же им обучать других, когда они сами необразованны и не в состоянии указывать перстом предусмотрительности пути плавания, пристани и бухты, когда не видят их сами?»

Морозов неотлучно находился при царевиче Алексее в течение тринадцати лет. Именно он познакомил своего воспитанника с Западом, обучал его космографии, географии, привил привычку носить европейскую одежду и вкус к хозяйственной деятельности. О самом Борисе Ивановиче в Москве поговаривали: «Борис-де Иванович держит отца духовнаго для прилики людской, а киевлян-де начал жаловать, а то-де знатно дело, что туда уклонился к таковым же ересям». К несчастью, посеянная и взращенная им в царевиче любовь ко всему заграничному сопровождалась пренебрежением к своему, отечественному, пренебрежением, которое впоследствии перерастет в отторжение, а у сына царя Алексея Михайловича Петра приобретет формы поистине чудовищные, вылившись в лютую ненависть к старой Московской Руси. Даже такой благожелательно настроенный к Алексею Михайловичу историк, как В. О. Ключевский, писал: «Царь во многом отступал от старозаветного порядка жизни, ездил в немецкой карете, брал с собой жену на охоту, водил ее и детей на иноземную потеху, «комедийные действа» с музыкой и танцами, поил допьяна вельмож и духовника на вечерних пирушках, причем немчин в трубы трубил и в органы играл; дал детям западно-русского ученого монаха (Симеона Полоцкого), который учил царевичей латинскому и польскому» .

Сам боярин Морозов был обладателем редчайшей по тем временам библиотеки. Здесь были книги не только духовного, но и просветительского, светского содержания, не только отечественные издания Московского печатного двора, но и западные издания, выпущенные в Париже, Кельне, Франкфурте-на-Майне, Венеции, Базеле и Кракове. Среди авторов люди Античности и эпохи Возрождения, лица разных национальностей и даже вероисповеданий. Здесь были представлены Аристотель и Цицерон, Саллюстий Крисп и Гален, папа Григорий I Великий и архиепископ Кирилл Александрийский, Аврелий Августин и Альберт Великий, Марсилий Падуанский и Помпей Трог. «Даже по отдельным произведениям можно представить, каковы были тяга к европейской образованности, культурный уровень и интересы в боярской среде… Список книг боярина Б. И. Морозова свидетельствует об образованности высшего московского общества в середине XVII века: латинский язык в те времена был языком науки и знаний» .

Служилый олигарх

Если где и существовало несметное количество мифов, помноженное на еще большее число неясностей, так это в родословных и биографиях старомосковской знати до Петра I. Бояре Морозовы, например, утверждали, что ведут свою родословную от некоего Михаила Прушанина. По одной версии, он служил Александру Невскому и даже отличился в знаменитом сражении 1240 года со шведами на Неве. Согласно другой легенде, предок Морозовых пришел в Новгород вместе с самим Рюриком. Впрочем, первым человеком в семействе, чье существование подтверждается документально, стал боярин Иван по прозвищу Мороз, который служил Дмитрию Донскому в Москве,— один из его сыновей погиб на Куликовом поле.

Точная дата рождения самого богатого из Морозовых — Бориса Ивановича в документах отсутствует. Известно, что он начал службу сразу после Смутного времени в 1616 году, а еще через год женился; имя его первой супруги, впрочем, тоже неизвестно. Его подпись стоит на грамоте Земского собора 1613 года об избрании царем Михаила Федоровича Романова.

Судя по всему, Борис довольно рано осиротел и, как отпрыск знатной фамилии, вместе с братом был взят на житье в царский дворец. Придворный врач англичанин Самуэль Коллинс утверждал, что воспитанием Морозова занимался лично царь. В юношеские и молодые годы Борис, несомненно, пользовался покровительством дяди — бывшего казанского воеводы Василия Петровича Морозова, сыгравшего заметную роль в ополчении Минина и Пожарского.

При всей знатности, однако, Борис Морозов не обладал сколько-нибудь значительным состоянием. Первые десять лет придворной службы он был кравчим — разливал вино на званых царских обедах. Первоначально ему принадлежало только 400 десятин земли (десятина — 1,0925 га) наполовину с братом Глебом, с этого и началось его богатство. Через пять лет службы Борису уже лично было дано еще 500 десятин. В течение следующего десятилетия он постоянно выслуживал понемногу еще и еще. Например, в 1618 году, когда польский король вновь пытался захватить Москву, но потерпел неудачу, Морозову "за осадное сидение" было дано 300 десятин земли. К моменту же, когда в 1634 году Борису Ивановичу был пожалован боярский чин, размеры его владений выросли как минимум в три раза. Однако все равно ему было еще далеко до крупнейших земельных магнатов Московии, таких как, скажем, ближайший родственник царя боярин Никита Иванович Романов, в личном владении которого помимо многочисленных деревень находился целый город Романов-Борисоглебский, ныне Тутаев, на Волге.

В ту эпоху, впрочем, как и во все другие времена на Руси, чтобы войти в число самых богатых, нужно было попасть в ближайшее окружение государя, а еще лучше — породниться с царской семьей. Для начала Морозов стал дядькой, его назначили руководить воспитанием царевича, будущего государя всея Руси Алексея Михайловича. И стоило Алексею стать царем, как в том же 1645 году он сделал любимого дядьку главой ключевых ведомств; в тех условиях это фактически означало, что Борис Морозов стал главой правительства. Тогда же из царских владений Морозову было пожаловано два богатейших поволжских села — Мурашкино и Лысково с 23 деревнями в Нижегородском уезде. Одним росчерком пера новоиспеченный фаворит получил 3500 крестьянских дворов и около 10 тыс. крестьянских душ мужского пола.

Рядом с новыми поволжскими владениями Морозова находился Макарьевский Желтоводский монастырь, славившийся самой крупной в России торговой ярмаркой. Вообще Нижний Новгород и прилегающие к нему земли в XVII веке относились к числу экономически наиболее развитых в стране. В отличие от большинства других частей Московского царства там гораздо быстрее развивались торговля и промыслы, появлялись первые мануфактуры, местами даже использовался наемный труд. Получение здесь столь лакомого куска собственности открывало перед Морозовым широкие перспективы обогащения.

Однако на этом рост земельных владений магната Морозова не остановился. Вскоре боярин упрочил свое положение при дворе, став царским родственником. Он женился на Анне Милославской, сестре супруги Алексея Михайловича Марии, которую чуть ранее заботливый дядька лично подобрал для своего воспитанника. Теперь уже он не выслуживал вотчины, а как частное лицо боярин Морозов покупал их у боярина Морозова — премьер-министра.

Сделать это было тем легче, что даже в середине XVII столетия, по прошествии почти 30 лет после Смутного времени, в центральных уездах сохранялось немало заброшенных земель, где некогда находились села и деревни. Земли эти принадлежали казне, но дохода никакого не приносили. Вот новый глава правительства и решил провести приватизацию убыточных активов. Как водится, на выгодных для себя условиях. Подобным образом в руки Морозова, в частности, попало село Котельники; сейчас это довольно крупный поселок в ближнем Подмосковье между Капотней и Дзержинским. Некоторое время спустя, когда после 1654 года началась война России и Польши за украинские земли, боярин добился разрешения переселять на принадлежащие ему пустоши пленных белорусских крестьян. К слову сказать, подобная "приватизация" даже при всей ее очевидной коррупционности шла на пользу государству: в тех же Котельниках за 20 лет после передачи села Морозову размер пашни, который поначалу составлял 20 десятин, вырос более чем в 30 раз. Другой пример: в Вяземском уезде на месте 200 выкупленных у казны пустошей было заново отстроено и заселено 18 деревень.

Бизнес по-старомосковски

Приватизацией земель прирастание богатств Морозова не ограничивалось. Страна восстанавливалась после Смутного времени. А в Европе появилась устойчивая тенденция к развитию рынка, предпринимательства, денежных отношений. Новые экономические веяния доходили и до России. Началось все с торговли — ею тогда занимались не только купцы, но и почти все слои населения. Нижнего чина дворянин, отправляясь по государевой службе в дальний уезд, прихватывал с собой хотя бы отрез сукна на продажу — какая-никакая прибавка к скудному жалованью. Что тогда говорить о боярах с их колоссальными вотчинами и весом при дворе — тут уж нельзя было не развернуться. Первая известная торговая операция Бориса Морозова была совершена в 1632 году, когда во время начавшейся войны с поляками он вместе с братом Глебом поставили 100 четвертей хлеба, что составляло 600 пудов, или около 10 т, для нужд русского войска.

В дальнейшем высокое служебное положение боярина Морозова способствовало тому, что его сделки с казной превратились в один из главных источников его личных доходов. Во время очередной войны, уже в 1660 году, он вместе с купцом Гурьевым продали войску 10 тыс. четвертей ржи. Торговля хлебом интересовала боярина особенно сильно из-за его нижегородских владений. Разница в цене выращенного здесь зерна по сравнению с Москвой составляла три-четыре раза. Такая прибыль подвигла Морозова не просто реализовывать собираемый в собственных угодьях урожай, а заняться его скупкой поблизости и перепродажей. Для хранения закупаемого зерна в Нижнем Новгороде было построено три огромных житных двора с 38 житницами. Там, где есть хлеб, появляется и хлебное вино — водка. Причем продукцию собственных винокурен Морозов продавал своим же крестьянам в сельских кабаках, а излишки поставлял на рынок за пределы вотчины. Только в 1651 году из его нижегородских владений в Казань было продано 10 тыс. ведер вина (ведро — 12, 299 л).

Торговля Морозова не ограничивалась внутренним рынком. Часть производимого в его хозяйстве товара шла за границу. Особым спросом в Европе в то время пользовался поташ, получавшийся путем многократного пережигания древесной золы и использовавшийся, в частности, при производстве мыла. В середине XVII века один француз предлагал даже целую схему экономического освоения российских ресурсов: сначала сжигать лес и перерабатывать его в поташ, а потом на образовавшихся полях выращивать хлеб — все, разумеется, ради доходов на внешнем рынке.

Морозов, по всей видимости, был в курсе этой идеи и очень увлекался поташным производством. В его владениях находилось самое большое количество поташных предприятий в России. Что характерно, на вредных работах использовались не только крестьяне (в основном бедняки, не способные платить нормальный оброк), но и специальные наемные работники — "деловые люди", как их тогда называли. Одна бочка поташа стоила около 35 руб., а в морозовских вотчинах их производили сотнями. Главными зарубежными партнерами боярина были голландцы. Шведский резидент в Москве Карл Поммеренинг не без оснований утверждал, что именно с подачи Морозова, торговавшего с Европой через Нидерланды, в 1649 году из России под предлогом борьбы с кромвелевской революцией были окончательно выдавлены англичане. Нетрудно догадаться, кто тут же занял их место.

Принявший православие голландец Андрей Виниус был и советником правительства, и бизнес-партнером возглавлявшего это правительство Бориса Морозова. В 1640-х годах они на паях пытались построить металлургический завод в Туле. Тогда эта затея не удалась, но боярин не отказался от идеи производить в России железо. В 1651 году он пригласил из-за границы мастера, который должен был организовать "рудню на мельнице" в его подмосковном селе Павловском. Поскольку в качестве сырья тогда использовалась только так называемая болотная руда (отложения на дне болот бурого железняка — лимонита), из нее получался низкокачественный металл. Тем не менее павловские "железные заводы" продолжали работать и после смерти Морозова.

Еще одну рудню боярин завел в поволжском Лыскове. Но прежде, чем строить здесь новый завод, он целый год анализировал его возможную прибыльность, изучая опыт соседнего Макарьева монастыря. И в итоге решил не жалеть инвестиций. В число других принадлежавших боярину производственных активов входили полотняный "хамовный двор" в селе Старое Покровское Нижегородского уезда, где работали ткачи-поляки. Морозов поставлял в государственную казну юфть — специально выделанную водостойкую кожу, которую тогда использовали при изготовлении армейских сапог. В 1661 году из боярских вотчин было продано 76 пудов юфти на сумму 1156 рублей 60 алтынов.

Еще одной немалой статьей доходов боярина стало ростовщичество. Конечно, у Морозова не было своего банкирского дома, как, скажем, у Ротшильдов, но он весьма охотно давал разные суммы в долг под проценты. Мелкие дворяне занимали относительно небольшие суммы — 200, 400, максимум 600 руб. Так образовывалась его клиентела среди служилых людей. Кредиты иностранным купцам, дававшиеся обычно при заключении торговых сделок, бывали и в десять раз больше тех, что брали небогатые служилые дворяне. Самый крупный из известных разовый кредит составил 8 тыс. руб. Общее число должников Морозова могло достигать 80 человек, а годовая сумма выплат по процентам составляла около 85 тыс. руб. В его долговые сети попадали даже члены царской семьи, как, например, это произошло с сибирским царевичем Алексеем Алексеевичем.

Ну и разумеется, в условиях вотчинного государства, каким было Московское царство, важную статью доходов составляла занимаемая в этом государстве должность. Вернее сказать, то, что благодаря этой должности можно было получить. Одним окладом 900 руб. (по правде говоря, это была весьма немалая сумма) дело, конечно же, не ограничивалось. И русские, и иностранные источники отмечают невиданный рост взяток в период 1645-1648 годов, когда Морозов, пользуясь безграничным доверием нового, еще совсем молодого царя Алексея Михайловича, достиг наивысших служебных постов и сосредоточил в своих руках почти все управление государством. Как свидетельствовал иностранный путешественник Адам Олеарий, в это время в Москве сложилась целая сеть, состоявшая из приказных людей и занимавшаяся разного рода неформальными поборами с населения. Ее звеньями руководили расставленные на наиболее важных должностях доверенные лица Морозова, а цепочка взяток вела на самый верх. В результате, например, попасть на российский рынок могла только та иностранная компания, которая приносила "больше всего подарков" лично главе правительства.

Кроме того, Морозов, судя по всему, был непревзойденным мастером освоения казенных средств. Взять хотя бы осуществленное именно при морозовском правительстве возведение укреплений в Кирилло-Белозерском монастыре. Утверждалось, что через этот медвежий угол на Москву с севера якобы могли пойти шведы. До самого Кириллова от тогдашней шведско-русской границы пролегали сотни километров труднопроходимой местности. И даже если в течение короткого лета использовать речной путь, вариант массового вторжения здесь был скорее гипотетическим, чем реальным. По крайней мере, сами шведы на это так и не решились, а бывающие здесь туристы до сих пор удивляются, зачем на Вологодчине построили самую большую в Европе крепость, которая, как и все самое большое на Руси, так ни разу и не была использована по назначению. Впрочем, лично Морозову эти стены пригодились: летом 1648 года он сбежал в Кирилло-Белозерский монастырь, чтобы укрыться здесь от Соляного бунта, когда не согласные с его методами управления москвичи требовали выдачи и казни царского фаворита.

Траты и риски

Точные размеры состояния Морозова неизвестны и с трудом поддаются исчислению. Судя по всему, и 350 лет назад на Руси не было принято показывать все свои доходы. Иммунитетом Морозову служила "слава и сила" самого богатого и влиятельного человека после царя и патриарха. Как сообщает Мейерберг, после смерти боярин оставил "несметное число серебряных рублей, золотых червонцев и иоахимталеров". Об истинном богатстве Морозова можно судить хотя бы по тому, что лишь на одну из многочисленных раздач милостыни в память после его кончины было потрачено 10 тыс. руб. Собственно, именно по расходам, как сейчас, так и тогда, можно косвенно судить и о реальных доходах.

Но далеко не все богатства, особенно в XVII веке, измерялись только деньгами. Взять хотя бы сохранившиеся в хозяйственном архиве Морозова описи столовых запасов, предназначавшихся для его личного пользования и угощения высоких гостей. Вот в январе 1652 года он пишет своему приказчику Андрею Дементьеву в подмосковное село Павловское, повелевая тому засолить и приготовить к торжественному приему царя 180 свиных туш. Мясо везли 37 подводами из другого уезда, и в итоге обнаружилось, что не хватает двух пудов — одна подвода по дороге потерялась. Судя по сохранившимся документам, за эту "усушку-утруску" скорый на расправу боярин никого наказывать не стал — столь незначительной, видимо, была для него потеря 32 кг мяса. Еще одна опись, датируемая декабрем 1650 года, свидетельствует о размерах натурального оброка, который крестьяне только одного села Троицкого в Нижегородском уезде должны были поставить на боярский стол к Рождеству: "с каждого дыма" полагалось взять одного гуся, по одной курице, да еще по пуду "свиных мяс, добрых и хлебных". Только одна скромная партия живой рыбы, которую по прихоти Морозова возили с Волги в Москву, могла состоять из 7 стерлядей, 69 щук и 163 карасей. Согласно еще одной описи, "для боярского обихода" было доставлено восемь бочек вина — снова по случаю "государева прихода" в гости к Борису Ивановичу.

В Москве и ближайшем Подмосковье у Морозова было как минимум четыре личные резиденции. Одни палаты, как и полагалось, прямо в Кремле, рядом с царским дворцом и Чудовым монастырем. Еще одно подворье находилось в районе Воронцова поля; после смерти боярина, согласно его распоряжению, здесь была устроена богадельня. Главной загородной резиденцией было село Павловское, ныне Павловская Слобода, куда теперь лучше ехать по Новой Риге, а раньше — во времена Морозова — ездили через Тушино. В Павловском находился целый агрогород, обслуживавший боярина и его многолюдный двор. Помимо уже упомянутых железоделательных заводов здесь были разбиты сады и устроены пруды с рыбой, по всей видимости, чтобы лишний раз не ездить на Волгу. Сюда же на званые обеды могли приезжать царь и царские вельможи. Да и сам патриарх Никон, выходец из Макарьевского Желтоводского монастыря, вскоре начал строить свою резиденцию по той же дороге — в Новом Иерусалиме. Скромная усадьба в Котельниках служила охотничьим домиком — Морозов был страстным любителем соколиной охоты, к которой приучил и царя Алексея Михайловича. А вот в селе Городня на Волге под Тверью (оно и сейчас находится за Завидово на трассе Москва—Санкт-Петербург) боярин построил целый деревянный замок. До наших дней он дошел в описании голландца Николаса Витсена, и известно, что Морозов поселился здесь, когда в 1648 году решил перебраться из ссылки в Кириллове поближе к столице.

Трудно представить себе богатого человека без подобающего его статусу средства передвижения. Bentley тогда еще не изобрели, так что боярину приходилось довольствоваться каретой, которую ему по случаю свадьбы подарил лично Алексей Михайлович. Салон экипажа был обит золотой парчой с подкладкой из дорогих соболей, а ободья колес и прочие внешние украшения выполнены из чистого серебра. Жаль, что попользоваться роскошным подарком боярин смог недолго: в июне 1648 года участники Соляного бунта в считаные минуты превратили карету в груду щепок. Разгромленным оказался вообще весь богато обставленный дом Морозова в Кремле. Со словами "то наша кровь" все, что там находилось, восставшие "изрубили, разбили и растащили, а чего не могли унести — попортили". Самому же боярину, чтобы спасти жизнь, пришлось, забыв о шикарном выезде, бежать верхом во весь опор.

Впрочем, богатство и роскошь были вскоре восстановлены и стали даже еще большими. Уйдя с официальных государственных постов, боярин, пусть и в меньшей степени, чем раньше, все же сохранил влияние на царя. Он по-прежнему мог "решать вопросы" на самом высоком уровне. Только теперь у Морозова было значительно больше времени, чтобы заниматься собственным хозяйством. Наибольшее процветание его вотчинной империи приходится как раз на 1650-е годы.

Ненормальный феодал

По учебникам истории мы привыкли считать, что боярин — этот тот, кто с животом и длинной бородой, в высокой горлатной шапке и долгополом кафтане, сидит подле царя на лавке в Грановитой палате и всеми силами противится всему новому и прогрессивному. Как сообщал своим заказчикам завербованный шведской разведкой и бежавший на Запад дьяк Посольского приказа Григорий Котошихин, "а иные бояре, брады свои уставя, ничего не отвечают, потому что царь жалует многих в бояре не по разуму их, но по великой породе, и многие из них грамоте не ученые и не студерованные". Подобное описание, однако, не всегда согласуется с реальностью. Да и исключений было не так уж мало. Среди потребительских трат Морозова, к примеру, наряду с предметами роскоши известное место занимала и покупка книг. В его домашней библиотеке наряду с изданиями на русском языке, которые выпускал Московский печатный двор, были и выписанные из Литвы книги на латыни, в том числе политические сочинения Цицерона и исторические — Тацита.

В отличие от многих других крупных землевладельцев боярин Морозов лично руководил своим огромным хозяйством. Он вел переписку с приказчиками, контролировал их деятельность, решал возникавшие внутренние споры, гасил конфликты, наказывал и жаловал, вмешивался в любую мелочь. Если не каждый день, то уж точно несколько раз в неделю из-под его пера выходили письма со все новыми и новыми распоряжениями и поручениями. В его колоссальных владениях действовала жесткая централизованная система управления, копировавшая вертикаль, существовавшую на уровне государства. Для координации деятельности отдельных звеньев хозяйства в Москве был создан специальный частный приказ, аппарат которого собирал информацию о положении дел на местах, осуществлял общий контроль и учет, готовил регулярные доклады хозяину и занимался рассылкой корреспонденции. Приказные люди Морозова имели большую власть, они составляли единую команду и обладали значительным весом не только в боярской вотчине, но и за ее пределами. Главными исполнителями выступали местные приказчики и подчиненные им приставы. Их функции определялись в специальных наказах. Приказчик отвечал за боярское хозяйство и промыслы, собирал крестьянский оброк, следил за исполнением барщинной повинности, осуществлял функции суда первой инстанции. Обо всех мало-мальски значимых подробностях местная администрация должна была докладывать в центр.

И вот еще что было интересно: при всей своей безусловной жесткости и авторитарности крепостником-то Морозов как раз и не был. Наоборот, он даже всячески сопротивлялся введению крепостного права. Судите сами: крестьянский оброк не составлял в его доходах решающей доли. Большая часть денежных средств, насколько можно судить, шла от торговли и промыслов. К тому же при таком количестве крестьян брать с них можно было гораздо меньше, чем собирали другие феодалы. Известно, что, переманивая домовитых хозяев в свои владения, Морозов и вовсе на какое-то время предоставлял им полное освобождение от оброка и других повинностей. Какой-нибудь соседний мелкий помещик со своими жалкими десятью дворами иной раз мог оказаться беднее крестьянина, жившего за "сильным человеком". Да и собирать оброк с десяти человек совсем не то же самое, что с десяти тысяч. Жить в вотчине такого магната, как Морозов, было явно лучше: и платить нужно меньше, и кредит, если что, легко можно получить, и защита от других сильных или просто лихих людей тоже будет. Вот и бежали крестьяне — не столько на Дон, сколько в крупные боярские латифундии. В свою очередь, дворяне, составлявшие основу ополчения в Московском царстве, постоянно требовали от государства запретить этот переход, то есть, собственно, и ввести крепостное право. В итоге под давлением дворянства магнаты были вынуждены уступить, такова была плата за лояльность войска в условиях бунташного века. Но даже после принятия Соборного уложения 1649 года, формально завершившего установление крепостничества в России, конкретные механизмы сыска и возвращения беглых прежним хозяевам не были прописаны еще как минимум десятилетие. И тут, конечно, без Морозова не обошлось.

В конце жизни один из богатейших людей России страдал подагрой и водяной болезнью. К его услугам, разумеется, были лучшие иностранные лекари из Аптекарского приказа, но все, увы, имеет свой предел. Борис Морозов умер в 1661 году. Даже в последний год жизни, редко вставая с постели, он пытался контролировать дела в собственном огромном хозяйстве. Причем не только из-за того, что он уже не мог жить иначе. Передать управление огромным хозяйством оказалось некому — у боярина Морозова так и не появилось детей. Как писал один из современников, "он много раз видел себя отцом", но дети, по всей видимости, умирали в младенчестве.

В итоге круг наследников оказался невелик. Год спустя умер брат Глеб, еще через некоторое время скончалась и вдова Бориса Ивановича — Анна Морозова-Милославская. Сразу же после ее смерти львиную долю — села Павловское, Мурашкино и Лысково забрал себе царь Алексей Михайлович. Для их управления на государственном уровне был создан Приказ тайных дел.

Немалая часть остальных владений перешла вдове Глеба — известной деятельнице церковного раскола Феодосии Морозовой-Соковниной и ее сыну Ивану. Но вскоре их обоих бросили в тюрьму, где они и закончили свой век. Причем некоторые до сих пор считают, что причиной тому были не столько религиозные споры, сколько слишком большой кусок богатства, доставшийся довольно молодой вдовице. Всю собственность арестованных конфисковали. Так хозяйственная империя боярина Бориса Ивановича Морозова, выросшая благодаря близости этого главы правительства к казне государства, оказалась государством же и поглощена.

МОРОЗОВ БОРИС ИВАНОВИЧ (в кре-ще-нии Илья) - русский государственный дея-тель, ближ-ний боя-рин (1645 год).

Из ста-ро-мо-сков-ско-го бо-яр-ско-го ро-да Мо-ро-зо-вых .

На-ча-лу карь-е-ры спо-соб-ст-во-вал его род-ст-вен-ник боя-рин В.П. Мо-ро-зов.

Столь-ник, был в чис-ле лиц, под-пи-сав-ших Ут-вер-ждён-ную гра-мо-ту 1613 года об из-бра-нии Ми-хаи-ла Фё-до-ро-ви-ча на цар-ст-во. Вско-ре вме-сте с бра-том Г.И. Мо-ро-зо-вым взят ма-те-рью ца-ря ста-ри-цей Мар-фой во дво-рец в ка-че-ст-ве ком-нат-но-го столь-ни-ка.

Уча-ст-во-вал в русско-персидских (1628 год) и русско-шведских (1631 год) пе-ре-го-во-рах.

Су-дья цар-ской Мас-тер-ской па-ла-ты (1633 год).

Поль-зо-вал-ся рас-по-ло-же-ни-ем пат-ри-ар-ха Фи-ла-ре-та.

С 1633 года вос-пи-та-тель ца-ре-ви-ча, бу-ду-ще-го ца-ря Алек-сея Ми-хай-ло-ви-ча . До кон-ца жиз-ни ос-та-вал-ся для не-го, по собственным сло-вам ца-ря, «прия-те-лем вме-сто от-ца род-но-го». В 1634 году Б.И. Морозов стал боя-ри-ном, ми-нуя чин околь-ни-че-го. По-сле вен-ча-ния на цар-ст-во Алек-сея Ми-хай-ло-ви-ча (1645 год) Б.И. Морозов по-сте-пен-но со-сре-до-то-чил в сво-их ру-ках зна-чительную власть, став фак-тически гла-вой пра-ви-тель-ст-ва.

Ру-ко-во-дил при-ка-за-ми - Боль-шой каз-ны, Стре-лец-ким, Ино-зем-ским, Ап-те-кар-ским, Но-вой чет-вер-тью (1646-1648 годы). В 1646 году по кол-лек-тив-ной че-ло-бит-ной дво-рян и де-тей бо-яр-ских на «силь-ных лю-дей» про-вёл рас-сле-до-ва-ние зло-упот-реб-ле-ний в при-ка-зах, в ре-зуль-та-те ко-то-ро-го уси-лил своё влия-ние на государственные де-ла, спо-соб-ст-во-вав на-зна-че-нию при-каз-ны-ми судь-я-ми близ-ких к се-бе лю-дей, по-кро-ви-тель-ст-во-вал их про-из-во-лу (например, гла-вы Зем-ско-го при-ка-за Л.С. Пле-щее-ва).

Ру-ко-во-дил про-ве-де-ни-ем в стра-не фи-нан-со-вых ре-форм с це-лью пре-одо-ле-ния де-фи-ци-та бюд-же-та. По пла-ну, раз-ра-бо-тан-но-му при уча-стии Б.И. Морозова, вве-де-ны но-вые кос-вен-ные на-ло-ги (в т. ч. на соль в 1646-1647 годы), бы-ла ус-та-нов-ле-на государственная мо-но-по-лия на про-да-жу та-ба-ка (1646 год), от-ме-не-ны на-ло-го-вые льго-ты английской Мо-с-ков-ской ком-па-нии, что при-ве-ло к уси-ле-нию влия-ния ни-дерландских куп-цов (1646 год), сни-же-но жа-ло-ва-нье слу-жи-лым лю-дям (не-ко-то-рым из них оно не вы-пла-чи-ва-лось), в ря-де го-ро-дов ли-к-ви-ди-ро-ва-ны бе-лые сло-бо-ды, ос-во-бо-ж-дён-ные от уп-ла-ты на-ло-гов, и прочее. Б.И. Морозов ини-ции-ро-вал соз-да-ние при-ка-зов - Дра-гун-ско-го строя (1646 год) и Стволь-но-го, ве-дав-ше-го про-из-вод-ст-вом муш-ке-тов (1646/1647 год).

Со-дей-ст-во-вал бра-ку Алек-сея Ми-хай-ло-ви-ча и Ма-рии Иль-и-нич-ны Ми-ло-слав-ской, на их свадь-бе си-дел «в от-цо-во ме-сто»; вско-ре же-нил-ся на се-ст-ре ца-ри-цы Ан-не (1648 год).

Ре-фор-мы, про-во-ди-мые под руководством Б.И. Морозова, спро-во-ци-ро-ва-ли в Мо-ск-ве Со-ля-ной бунт 1648 год. Б.И. Морозов во вре-мя бун-та ос-тал-ся жив бла-го-да-ря за-ступ-ни-че-ст-ву ца-ря (про-сил бо-яр луч-ше убить его, чем Б.И. Морозова), за-тем в об-мен на га-ран-тии лич-ной безо-пас-но-сти от-ка-зал-ся от вла-сти и уе-хал под ох-ра-ной кон-воя в Ки-рил-ло-Бе-ло-зер-ский монастырь. Осе-нью то-го же го-да для уча-стия в тор-же-ст-вах по слу-чаю ро-ж-де-ния ца-ре-ви-ча Дмит-рия Алек-сее-ви-ча воз-вра-щён ца-рём в Мо-ск-ву.

Вхо-дил в уз-кий круг ближ-них дум-цев.

Уча-ст-ник со-став-ле-ния Со-бор-но-го уло-же-ния 1649 года (его под-пись под уло-же-ни-ем сто-ит пер-вой сре-ди под-пи-сей бо-яр), воз-мож-но, имен-но по ини-циа-ти-ве Б.И. Морозова при вве-де-нии бес-сроч-но-сти сыс-ка бег-лых кре-сть-ян не был пре-ду-смот-рен ме-ха-низм его осу-ще-ст-в-ле-ния.

В 1651-1653 годы, во вре-мя Ос-во-бо-ди-тель-ной вой-ны ук-ра-ин-ско-го и бе-ло-рус-ско-го на-ро-дов 1648-1654 годы, не-од-но-крат-но по-лу-чал от гет-ма-на Б.М. Хмель-ниц-ко-го пись-ма с прось-бой хо-да-тай-ст-во-вать пе-ред ца-рём об ока-за-нии русско во-енной по-мо-щи.

Вме-сте с В.В. Бу-тур-ли-ным, И.Д. Ми-ло-слав-ским и Г.Г. Пуш-ки-ным со-вет-ник ца-ря Алек-сея Ми-хай-ло-ви-ча при об-су-ж-де-нии тек-ста Мар-тов-ских ста-тей 1654 год. Первый дво-ро-вый вое-во-да во вре-мя русско-польской вой-ны 1654-1667 годы при взя-тии Смо-лен-ска (1654 год) и Виль-но (1655 год). Вме-сто Алек-сея Ми-хай-ло-ви-ча во-дил в Верб-ное вос-кре-се-нье «ос-ля» под патриархом Нико-ном (1658 год) и ми-тро-по-ли-том Сарским и Подон-ским Пи-ти-ри-мом (1659 год).

Один из круп-ней-ших в стра-не (на-ря-ду с боя-ри-ном Н.И. Ро-ма-но-вым) зем-ле-вла-дель-цев и ду-ше-вла-дель-цев (330 на-се-лён-ных пунк-тов в 19 уез-дах, свышше 27,4 тыс. душ муж-ско-го по-ла).

По сло-вам А. Мей-ер-бер-га, об-ла-дал та-кой же «жад-но-стью к зо-ло-ту, как обык-но-вен-но жа-ж-дой пить». Ус-пеш-но за-ни-мал-ся раз-но-об-раз-ной хо-зяйственной дея-тель-но-стью. По-ку-пал ка-зён-ные, как пра-ви-ло пус-тую-щие, зем-ли, за-се-лял их пу-тём пе-ре-ма-ни-ва-ния кре-сть-ян других зем-ле-вла-дель-цев, за-тем по-ля-ка-ми, за-хва-чен-ны-ми в плен во вре-мя русско-польской вой-ны 1654-1667 годы; ис-поль-зо-вал так-же на-ём-ный труд.

По-став-лял для ар-мии про-до-воль-ст-вие и прочее. На-ла-дил то-вар-ное про-изводство хле-ба, а так-же по-та-ша (с. Му-раш-ки-но Ни-же-го-род-ско-го уезда, ны-не пос. Боль-шое Му-раш-ки-но Ни-же-го-род-ской области), юф-ти, ви-на и др., вёл об-шир-ную внеш-нюю (главным образом с Ни-дер-лан-да-ми и Анг-ли-ей) и внутреннюю (в т. ч. с каз-ной) тор-гов-лю.

В 1650-е году ор-га-ни-зо-вал же-ле-зо-де-ла-тель-ные за-во-ды в с. Пав-лов-ское Московского уезда (ны-не пос. Пав-лов-ская Сло-бо-да Ис-т-рин-ско-го района Московской области) и в селе (ны-не го-род) Лыс-ко-во, где по-стро-ил так-же ви-но-ку-рен-ные и пи-во-ва-рен-ные за-во-ды. Кре-ди-то-вал пред-ста-ви-те-лей ари-сто-кра-тии (кня-зей И.П. Ба-ря-тин-ско-го, Ф.Ф. Ку-ра-ки-на, Ф.С. Ша-хов-ско-го и др.), русских и иностранных куп-цов, за-жи-точ-ных кре-сть-ян и др.

Со-брал библиотеку, ко-то-рая со-дер-жа-ла кни-ги по ре-ли-гии, фи-ло-со-фии, во-енному де-лу, ме-ди-ци-не, ис-то-рии, в т. ч. со-чи-не-ния римских ис-то-ри-ков и мыс-ли-те-лей (Та-ци-та, Ци-це-ро-на и др.).

На свои сред-ст-ва по-стро-ил церковь Бла-го-ве-ще-ния Пре-свя-той Бо-го-ро-ди-цы в с. Пав-лов-ское (ос-вя-ще-на в 1663 году).

Исторические источники:

Ак-ты хо-зяй-ст-ва боя-ри-на Б. И. Мо-ро-зо-ва. М.; Л., 1940-1945. Ч. 1-2.

Боярин Морозов

«Но чюдно о вашей честности помыслить: род ваш, - Борис Иванович Морозов сему царю был дядька, и пестун, и кормилец, болел об нем и скорбел паче души своей, день и нощь покоя не имуще…»

Протопоп Аввакум. Письмо к боярыне Ф. П. Морозовой и княгине Е. П. Урусовой

По сообщению Григория Котошихина, при царе Алексее Михайловиче было всего 16 знатнейших фамилий, члены которых поступали прямо в бояре, минуя чин окольничего: князья Черкасские, князья Воротынские, князья Трубецкие, князья Голицыны, князья Хованские, Морозовы, Шереметевы, князья Одоевские, князья Пронские, Шейны, Салтыковы, князья Репнины, князья Прозоровские, князья Буйносовы, князья Хилковы и князья Урусовы.

Род Морозовых происходил от знаменитого новгородца Михаила (Миши) Прушанина, дружинника князя Александра Ярославича Невского, героя Невской битвы 1240 года, который «пеш с дружиною своею натече на корабли и погуби три корабли». Не позднее 1341 года, во времена великого княжения Ивана Калиты, его потомки появились в Москве. Потомок Михаила Прушанина в шестом колене Иван Семенович, по прозванию Мороз, стал родоначальником Морозовых. В 1413 году он построил церковь «на десятине». Его вдова Анна занимала третье место среди великокняжеских боярынь, а один из сыновей, боярин Лев Иванович, в день Куликовской битвы начальствовал передовым полком и был убит татарами. В той же битве погибли и его дядья Юрий и Федор Елизаровичи. Старший сын Ивана Мороза, Михаил, был боярином и в 1382 году исполнял весьма ответственное по тем временам поручение - ездил в Тверь к митрополиту Киприану, которого великий князь Дмитрий Донской не хотел пускать на митрополичий стол. В XV веке от Михаила Ивановича пошел ряд крупнейших боярских фамилий: Морозовы-Поплевины, Салтыковы, Шейны, Тучковы, Давыдовы, Брюхово-Морозовы и Козловы. С XIV и до конца XVII века 14 Морозовых были боярами, двое - окольничими и один - постельничим.

Боярин Борис (в крещении Илья) Иванович Морозов и его младший брат Глеб Иванович представляли собой четырнадцатое колено от Михаила Прушанина. Борис родился в 1590 году, его брат - около 1595-го. Их отрочество и юность пришлись на трагическую эпоху Смутного времени, когда на карту было поставлено само существование государства Российского. Большой вклад в дело спасения последнего православного царства внес тогда дед Бориса и Глеба боярин Василий Петрович Морозов (ум. 1630). Будучи казанским воеводой, он в 1611 году по призыву патриарха Московского и всея Руси Ермогена во главе казанской рати пришел к Москве и присоединился к первому земскому ополчению, осаждавшему занятый польскими интервентами Кремль. Затем Василий Петрович уехал в Ярославль, где вступил в ополчение Кузьмы Минина и князя Дмитрия Михайловича Пожарского. Вместе с последним подписывал рассылаемые в разные города грамоты с призывом встать «против общих врагов польских и литовских и немецких людей и русских воров».

После избрания 21 февраля 1613 года Земским собором на царство Михаила Феодоровича Романова участники собора направили на Красную площадь особую депутацию из четырех наиболее уважаемых людей, чтобы возвестить народу о своем выборе. В состав этой депутации, объявившей с Лобного места об избрании нового царя, входил и Василий Петрович Морозов.

Через полгода, 11 июля 1613 года, Василий Петрович был одним из главных участников торжественного венчания на царство юного Михаила Феодоровича. Царь не забыл заслуг Морозовых и приблизил их ко двору. Внуки Василия Петровича Борис и Глеб уже с 1614 года были взяты «на житье» во дворец и служили спальниками царя, то есть входили в число самых приближенных к нему людей. В 1634 году Иван Васильевич и Борис Иванович Морозовы были пожалованы в бояре, при этом последний одновременно назначался «дядькой», то есть воспитателем, наследника престола - пятилетнего царевича Алексея.

Борис Иванович был человеком умным, ловким, достаточно образованным и известным своей привязанностью к иностранцам и иностранным обычаям. Так, Адам Олеарий описывает, как он провожал 30 июня 1636 года голштинское посольство в Персию:

«Едва мы немного отъехали от берега, подошел сюда молодого князя гофмейстер Борис Иванович Морозов, доставивший разных дорогих напитков и имевший при себе трубачей своих. Он попросил послов немного пристать, чтобы он мог на прощанье угостить их. Послы, однако, отказались, а так как перед этим… он некоторым из нас на соколиной охоте доставил большое удовольствие, то мы и подарили ему серебряный прибор для питья. После этого в особой маленькой лодке он довольно долго ехал рядом с нами, велел своим трубачам весело играть, а наши им отвечали. Через некоторое время он даже пересел в нашу лодку и пил с нашими дворянами вплоть до утра, после чего он, со слезами на глазах, полный любви и вина, простился с нами».

Однако далеко не все иностранцы разделяли любовь всесильного боярина к ним. Августин Мейерберг, например, характеризует Морозова в таких нелицеприятных словах, заодно высокомерно осуждая всю московскую образованность того времени: «Этого отрока (Алексея Михайловича. - К. К.) отец поручил боярину Борису Ивановичу Морозову для обучения добрым нравам и наукам; но Морозов не в состоянии был напечатлеть на чистой скрижали отроческой души те образы, о которых у самого его не было в голове понятия. Москвитяне без всякой науки и образования, все однолетки в этом отношении, все одинаково вовсе не знают прошедшего, кроме только случаев, бывших на их веку, да и то еще в пределах Московского царства, так как до равнодушия не любопытны относительно иноземных; следовательно, не имея ни примеров, ни образцов, которые то же, что очки для общественного человека, они не очень далеко видят очами природного разумения. Где же им обучать других, когда они сами необразованны и не в состоянии указывать перстом предусмотрительности пути плавания, пристани и бухты, когда не видят их сами?»

Морозов неотлучно находился при царевиче Алексее в течение тринадцати лет. Именно он познакомил своего воспитанника с Западом, обучал его космографии, географии, привил привычку носить европейскую одежду и вкус к хозяйственной деятельности. О самом Борисе Ивановиче в Москве поговаривали: «Борис-де Иванович держит отца духовнаго для прилики людской, а киевлян-де начал жаловать, а то-де знатно дело, что туда уклонился к таковым же ересям». К несчастью, посеянная и взращенная им в царевиче любовь ко всему заграничному сопровождалась пренебрежением к своему, отечественному, пренебрежением, которое впоследствии перерастет в отторжение, а у сына царя Алексея Михайловича Петра приобретет формы поистине чудовищные, вылившись в лютую ненависть к старой Московской Руси. Даже такой благожелательно настроенный к Алексею Михайловичу историк, как В. О. Ключевский, писал: «Царь во многом отступал от старозаветного порядка жизни, ездил в немецкой карете, брал с собой жену на охоту, водил ее и детей на иноземную потеху, «комедийные действа» с музыкой и танцами, поил допьяна вельмож и духовника на вечерних пирушках, причем немчин в трубы трубил и в органы играл; дал детям западно-русского ученого монаха (Симеона Полоцкого), который учил царевичей латинскому и польскому».

Сам боярин Морозов был обладателем редчайшей по тем временам библиотеки. Здесь были книги не только духовного, но и просветительского, светского содержания, не только отечественные издания Московского печатного двора, но и западные издания, выпущенные в Париже, Кельне, Франкфурте-на-Майне, Венеции, Базеле и Кракове. Среди авторов люди Античности и эпохи Возрождения, лица разных национальностей и даже вероисповеданий. Здесь были представлены Аристотель и Цицерон, Саллюстий Крисп и Гален, папа Григорий I Великий и архиепископ Кирилл Александрийский, Аврелий Августин и Альберт Великий, Марсилий Падуанский и Помпей Трог. «Даже по отдельным произведениям можно представить, каковы были тяга к европейской образованности, культурный уровень и интересы в боярской среде… Список книг боярина Б. И. Морозова свидетельствует об образованности высшего московского общества в середине XVII века: латинский язык в те времена был языком науки и знаний».

Итак, пока молодой царь развлекался, не проявляя ни малейшего интереса к управлению вверенным ему государством, во главе правительства фактически находился его «дядька» боярин Борис Иванович Морозов. Устранив конкурентов, он сосредоточил в своих руках ключевые посты в Московском государстве, а во главе важнейших приказов поставил близких ему людей.

Борис Иванович Морозов стал управлять одновременно несколькими важнейшими приказами: приказом Большой казны (главное финансовое учреждение страны), Иноземным и Стрелецким приказами. Кроме того, он управлял и приказом Новой четверти, державшим государственную монополию на питейное дело. Под начало Морозова был отдан также Аптекарский приказ, осуществлявший надзор за врачами, аптеками, приглашавший специалистов из-за границы, готовивший собственные кадры и отвечавший за медицинскую помощь в войсках. Кроме того, главнейшей его функцией была забота о здоровье государя и его семьи. Тем самым Морозов сосредоточил в своих руках всё: и деньги, и армию, и наемных иностранных специалистов, в том числе командиров новых регулярных полков.

Кроме любви ко всему иностранному царского «дядьку» Бориса Ивановича Морозова отличала необыкновенная страсть к стяжанию и накопительству. А. Мейерберг отмечал, что у него была «такая же жадность к золоту, как обыкновенно жажда пить»: «Это был человек с природным умом и, по своей долговременной опытности, способный править государством, если бы только умел ограничивать свое корыстолюбие». Будучи бездетным, Морозов до последнего дня жизни был озабочен расширением собственного хозяйства. Естественно, что, став во главе правительства, он постарался еще более приумножить свои и без того немалые владения, без всякого стеснения пользуясь своим служебным положением.

Только в Москве и ближайшем Подмосковье у Морозова было как минимум четыре личные резиденции. Обширный двор его находился в самом Московском Кремле, рядом с Чудовым монастырем, в ближайшем соседстве с царским теремом. Еще одно подворье находилось в районе Воронцова Поля. После смерти Бориса Ивановича здесь, согласно его распоряжению, была устроена богадельня для бедных. Главной загородной резиденцией было село Павловское (ныне Павловская Слобода). Сады, огороды и пруды с рыбой, находившиеся в Павловском, снабжали продовольствием боярина и весь его многолюдный двор. Сюда же на званые обеды приезжали царь и близкие ко двору вельможи. Более скромная усадьба в Котельниках служила охотничьим домиком. Морозов был страстным любителем соколиной охоты, к которой, как уже выше говорилось, приучил с детских лет и царя Алексея Михайловича. В селе Городня на Волге, под Тверью, боярин построил целый деревянный замок. До наших дней дошло его описание, сделанное голландцем Николасом Витсеном. Именно здесь Морозов поселился, когда в 1648 году решил перебраться из ссылки в Кириллове поближе к столице.

Морозовские вотчины представляли собой настоящее государство в государстве. Если в 20-е годы XVII века ему принадлежал 151 крестьянский двор, то к началу 1660-х годов - уже 9100 крестьянских и бобыльских дворов в 19 уездах, то есть приблизительно 55 тысяч человек обоего пола, 45 тысяч десятин пахотной земли, 330 населенных пунктов, 85 церквей, 24 господские усадьбы плюс не подлежащие точному учету мельницы, кузницы, мастерские, металлургические и поташные заводы, пивоварни, кабаки, лавки, амбары, фруктовые сады, искусственные пруды для разведения рыбы… Всем этим обширным хозяйством управляла разветвленная вотчинная административная система, которая следила за своевременным выполнением барщинных и оброчных повинностей, чинила суд и расправу над подвластными крепостными. Виновных изощренно и жестоко пытали. Морозов предоставлял своим приказчикам почти неограниченные права, впрочем, и спрос с них был весьма строгий. Так, когда один из его приказчиков, Демид Сафонов, допустил какую-то оплошность, Морозов велел «съездить в село Бурцево и учинить ему, Демиду, наказанье, бить кнутом перед крестьяны на сходе и ему приговаривать: не дуруй и боярского не теряй».

Основная масса морозовских крестьян была занята в земледелии, однако достаточно рано Борис Иванович сумел разглядеть новые источники доходов, недоступные большинству тогдашних землевладельцев: то были промыслы и ростовщичество. Предприимчивый боярин организовал винокуренное производство и обработку металла в знаменитых нижегородских селах Лысково и Мурашкино. Морозов был, можно сказать, прогрессивным олигархом. В 30-е годы XVII века, когда иноземные промышленники развернули в России строительство различных мануфактур, а крупнейшие отечественные землевладельцы также решили от них не отставать, он основывает железоделательные заводы. Совместно со своим партнером Андреем Виниусом, голландцем, перешедшим в православие и являвшимся советником русского правительства, Морозов строит металлургический завод в Туле. Хотя эта затея и не удалась, боярин не отказался от идеи производить в России железо. В 1651 году он пригласил из-за границы мастера, который должен был организовать «рудню на мельнице» в его подмосковном селе Павловском. Несмотря на невысокое качество производимого там металла, павловские «железные заводы» продолжали работать и после смерти Морозова.

Еще одну рудню боярин основал в своем поволжском владении Лыскове, предварительно проанализировав возможную прибыльность нового завода и изучив опыт соседнего Макарьева монастыря, славившегося своей ярмаркой. В число других принадлежавших боярину производств входили полотняный «хамовный двор» в селе Старое Покровское Нижегородского уезда, где работали ткачи-поляки. Морозов также поставлял в государственную казну юфть - специально выделанную водостойкую кожу, использовавшуюся в те времена при изготовлении армейских сапог. Только в 1661 году из боярских вотчин было продано 76 пудов юфти на сумму 1156 рублей 60 алтынов.

Однако самым значительным промыслом, между прочим крупнейшим в стране, стало производство поташа. На этот товар, получавшийся путем многократного пережигания древесной золы и использовавшийся, в частности, при производстве мыла, был тогда особый спрос в Европе. Морозов занимал одно из первых мест по поставке поташа на западный рынок. Развернув столь обширное производство, он стал одним из богатейших людей в Московском государстве. Что касается его ростовщических операций, то об их масштабе можно судить по книге 1668 года. Только от восьми процентов должников вдова боярина Анна Ильинична после смерти мужа собрала заемных кабал на сумму свыше 85 тысяч рублей! Должниками Морозова были мелкие помещики и зажиточные крестьяне, иностранные купцы и знатные вельможи.

Впрочем, при таком колоссальном богатстве, которое росло не по дням, а по часам, боярин Борис Иванович не забывал и о спасении души. В 1657 году он прислал в качестве пожертвования в Соловецкий монастырь серебряными ефимками тысячу рублей (весом 3 пуда 24 3 / 4 фунта) и через год чистого серебра 1 пуд 10 фунтов на устроение рак для мощей соловецких чудотворцев. В 1660 году, будучи уже тяжелобольным, он принес в дар Успенскому собору Кремля огромное шестиярусное паникадило из чистого серебра работы иностранных мастеров весом в 66 пудов 16 фунтов, то есть более одной тонны. Позднее император Павел I, увидев это «восьмое чудо света», воскликнул: «Это настоящий лес!» К сожалению, паникадило безвозвратно погибло во время французской оккупации Москвы в 1812 году. И это только самые известные и крупные пожертвования Морозова. А сколько еще было им пожертвовано на другие храмы, монастыри и богадельни - наверное, мы никогда не узнаем.

Из книги История России от Рюрика до Путина. Люди. События. Даты автора Анисимов Евгений Викторович

Павлик Морозов В 1932 г. на всю страну прогремела история крестьянского мальчика Павлика Морозова из села Герасимовка Свердловской области. Его отец Трофим, председатель сельсовета, обладая властью, использовал ее с корыстными целями: отбирал имущество у раскулаченных,

Из книги История России в рассказах для детей автора

Боярин Морозов и народные мятежи от 1645 до 1649 года Сын и наследник скончавшегося государя, пятнадцатилетний царевич Алексей, был еще так молод, что не мог царствовать без советника. Судьба в этом случае не была к нему так милостива, как к его родителю, и первый его советник

Из книги История России в рассказах для детей (том 1) автора Ишимова Александра Осиповна

Боярин Морозов и мятежи народные 1645-1649 годы Сын и наследник скончавшегося государя пятнадцатилетний царевич Алексей был еще так молод, что не мог царствовать без советника. Судьба в этом случае не была к нему так милостива, как к его родителю, и первый советник его вовсе

Из книги Очерки истории российской внешней разведки. Том 1 автора Примаков Евгений Максимович

7. Ближний боярин Артамон Матвеев В тринадцать лет Артамон - сын дьяка Сергея Матвеева, выдвинувшегося на дипломатической службе при царе Михаиле Федоровиче, - был взят во дворец. Будучи старше наследника престола царевича Алексея Михайловича на четыре года, он рос и

Из книги Другая история литературы. От самого начала до наших дней автора Калюжный Дмитрий Витальевич

автора Лубченков Юрий Николаевич

МИХАИЛ ИВАНОВИЧ ВОРОТЫНСКИЙ (ок. 1510-1573) Князь, боярин, русский воевода. Древний княжеский род Воротынских относится к ветви князей Черниговских и ведет начало от третьего сына Черниговского князя Михаила Всеволодовича – Семена. Его правнук, Федор, в середине XV века

Из книги 100 великих аристократов автора Лубченков Юрий Николаевич

МИХАИЛ ВАСИЛЬЕВИЧ СКОПИН-ШУЙСКИЙ (1586-1610) Князь, боярин, русский полководец. Княжеский род Скопиных-Шуйских, известный с XV столетия, составляет немногочисленную ветвь Суздальско-Нижегородских удельных князей Шуйских, родоначальником которых был Юрий Васильевич

Из книги Алексей Михайлович автора Андреев Игорь Львович

Морозов у власти Толки и нелестные отзывы о всевластии Морозова, к которым оказались причастны его соперники, не были безобидными. В очередной раз проигрывалась парадигма о «злых слугах» и «добром государе», которому ничего не ведомо про страдания своих несчастных

Из книги Василий Шуйский автора Козляков Вячеслав Николаевич

Боярин царя Бориса Годунова Итак, в ходе драматичных событий царского избрания в 1598 году князь Василий Иванович Шуйский остался всего лишь государевым боярином. Конечно, в его сторону посматривали, видя в нем возможного претендента на престол. В ходе перипетий

Из книги История русской литературы XIX века. Часть 2. 1840-1860 годы автора Прокофьева Наталья Николаевна

Из книги Самые знаменитые святые и чудотворцы России автора Карпов Алексей Юрьевич

Из книги Зодчие Санкт-Петербурга XVIII–XX веков автора Исаченко Валерий Григорьевич

Из книги День народного единства: биография праздника автора Эскин Юрий Моисеевич

Боярин Пожарский в своих владениях Пожарские и до Смуты были не бедны, а после 1613 г. Дмитрий Михайлович стал очень богатым землевладельцем. Ему принадлежал ряд родовых сел на территории некогда существовавшего Стародубского княжества его предков, в том числе известное

Из книги Девять веков юга Москвы. Между Филями и Братеевом автора Ярославцева С И

Последний зюзинский боярин Рядом с селом Зюзином тогда находилось крохотное сельцо Черемха (по переписи 1678 г. в нем было всего два двора: двор вотчинника, где жили приказчик и два дворовых человека, и скотный двор, в котором жили и содержали скот четыре старинных деловых

Из книги Тайны российской аристократии автора Шокарев Сергей Юрьевич

Боярин Федор Иванович Шереметев Боярин Федор Иванович Шереметев представляет противоположность князю Ф. И. Мстиславскому. Боярина Шереметева трудно обвинить в бездеятельности и слабости, однако, его энергичность была иного рода, чем у деятелей авантюрного склада – Б. Я.

Из книги Бояре Романовы и воцарение Михаила Феoдоровича автора Васенко Платон Григорьевич

Глава третья Царский шурин и ближний боярин Никита Романович Юрьев IБрак государя в Древней Руси имел обыкновенно одно естественное последствие: родня новой государыни, до тех пор часто незнатная и незаметная, выдвигалась на первые места в государстве, приобретала


Close